Бог-Император Дюны

Сиона сняла маску, но продолжала держать ее в руке, чтобы быстро надеть снова.

– Как скоро мы придем к воде? – спросила она.

– Через три ночи.

– Может быть, есть лучшее направление, чем это?

– Нет.

Сиона поняла и оценила фрименскую экономию при обмене информации. Она с жадностью высосала несколько капель влаги, скопившейся в мешке-ловушке.

Лето были знакомы эти движения – так поступали все фримены в минуты величайшего напряжения всех сил. Теперь Сиона знала то ощущение, которое было хорошо знакомо ее предкам – жажда на грани смерти.

Несколько капель в мешке иссякли. Он услышал, как она всасывает в себя воздух. Она надела маску и спросила приглушенным голосом:

– Я не справлюсь с этим, да?

Лето заглянул ей в глаза, увидел в них ясность мысли, ту ясность, которая приходит только на краю гибели, всепроникающая ясность, которая в иных случаях практически недостижима. Это озарение обостряет только те чувства и усиливает только те действия, которые увеличивают шансы на выживание. Да, Сиона вошла в состояние тедах риагрими, муки, которые открывают сознание. Скоро, очень скоро ей придется принять решение, которое, как ей кажется, она давно уже приняла. По этим признакам Лето понял, что с Сионой надо обходиться с исключительной вежливостью. Ему придется отвечать на каждый ее вопрос с максимальной предупредительностью, ибо в каждом вопросе таилось суждение.

– Я справлюсь? – не унималась Сиона.

В ее отчаянии был отблеск надежды.

– На это нельзя ответить ничего определенного, – ответил он.

Эти слова повергли ее в настоящее отчаяние.

Оно не входило в намерения Лето, но он знал, что это случается часто – точный, но двусмысленный ответ служит для человека подтверждением его самого глубокого страха.

Она тяжело вздохнула.

Снова прозвучал ее приглушенный маской голос:

– У тебя были особые расчеты на меня в твоей селекционной программе.

Это был не вопрос.

– У всех людей есть те или иные намерения, – объявил он.

– Но ты хотел моего полного согласия.

– Это правда.

– Как ты мог рассчитывать на мое согласие, если знал, что я ненавижу все, что связано с тобой? Будь же честен со мной!

– Три подставки согласия – это желание, данные и сомнение. Точность и честность имеют весьма косвенное отношение к согласию.

– Пожалуйста, не спорь со мной. Ты же видишь, что я умираю.

– Я слишком сильно уважаю тебя, чтобы с тобой спорить.

Он не спеша приподнял передний сегмент и оценил силу ветра. Дневной зной вступал в свои права, но в воздухе было еще много влаги, и Лето испытывал некоторый дискомфорт. Он напомнил себе, что чем больше распоряжений он давал о контроле погоды, тем больше параметров приходилось контролировать. Абсолютное приводило его к еще большей неопределенности.

– Ты говоришь, что не споришь, а сам…

– Спор закрывает дорогу пониманию, – сказал он, опустившись на землю. – Спор всегда служит прикрытием насилию. Если спор длится слишком долго, то он неизбежно приводит к открытому насилию. У меня нет намерения подвергать тебя какому бы то ни было насилию.

– Что ты имеешь в виду под желанием, данными и сомнениями?

– Желание сближает партнеров. Данные ограничивают рамки диалога. Сомнения очерчивают вопросы.

Она придвинулась ближе и посмотрела ему в глаза. Теперь их разделял всего один метр.

Как странно, подумал он, что такая ненависть может так полно сочетаться с надеждой, благоговением и страхом.

– Ты можешь меня спасти?

– Способ есть.

Она кивнула, и он понял, что из его ответа она сделала неверный вывод.

– Ты хочешь продать спасение за мое согласие! – обвиняющим тоном воскликнула она.

– Нет.

– Если я пройду твое испытание…

– Это не мое испытание.

– Чье же?

– Оно происходит от наших общих предков.

Сиона села в холодной тени скалы и замолчала, неготовая попросить об убежище в складке кожи Лето. Он подумал, что сейчас в ее горле рождается тихий крик. Ее сомнения продолжают действовать. Сейчас она думает, насколько его образ совпадает с ее представлениями о Законченном Тиране. Она взглянула на него с той ужасающей ясностью, которую он заметил еще раньше.

– Что заставляет тебя делать то, что ты делаешь?

Вопрос был задан очень умело. Он ответил:

– Моя потребность спасти людей.

– Каких людей?

– Мое определение гораздо шире, чем чье-либо еще, – даже определение Бене Гессерит, которые думают, что определили, что значит быть человеком. Я отношу определение к нити, связующей человечество в вечное неразделимое целое. Конкретные дефиниции меня не интересуют.

– Ты пытаешься сказать мне… – во рту у нее пересохло, Сиона не могла больше говорить. Она постаралась набрать побольше слюны. Он видел, как она шевелит губами под маской. Вопрос ее был настолько очевиден, что он не стал ждать.

– Без меня на свете не существовало бы сейчас никаких людей. Путь к этому уничтожению был настолько отвратительным, что его не могло бы нарисовать самое дикое и разнузданное воображение.

– Ты говоришь о предзнании, – поддразнила она его.

– Золотой Путь до сих пор открыт для всех, – сказал он.

– Я не верю тебе!