Бог-Император Дюны

– Он посмеялся надо мной, – сказал Монео. – Он смеялся и спрашивал, как я могу отдать то, что и без того принадлежит Богу?

– Ты был зол? – спросила Хви.

– О да. Он увидел это и сказал, что расскажет мне, как дать что-то во имя славы Божьей. Он сказал: «Ты можешь увидеть, что ты – в каждой своей части такое же чудо, как и я», – Монео повернулся и посмотрел в левое окно. – Боюсь, что мой гнев оглушил меня, и я оказался неподготовленным.

– О да, он умен, – пробормотал Айдахо.

– Умен? – Монео посмотрел на Дункана. – Я так не думаю, во всяком случае, речь идет не об обычном уме. Мне кажется, что в этом отношении Господь Лето не более умен, чем я.

– К чему ты оказался не готов? – спросила Хви.

– К риску, – ответил Монео.

– Но ты рисковал, проявляя гнев, – сказала она.

– Не так сильно, как он. Я вижу по твоим глазам, Хви, что ты понимаешь меня. Его тело продолжает вызывать у тебя протест?

– Уже нет, – ответила она.

Айдахо заскрипел зубами от отчаяния.

– Он внушает мне отвращение.

– Любимый, ты не должен говорить таких вещей, – произнесла Хви.

– А ты не должна называть его любимым, – поправил женщину Монео.

– Ты бы предпочел, чтобы она любила кого-нибудь более толстого и злобного, чем барон Харконнен?! – выкрикнул Айдахо.

Монео пожевал губу, потом заговорил:

– Господь Лето рассказывал мне об этом злодее вашего времени, Дункан. Я не думаю, что ты понял своего врага.

– Он был жирным, отвратительным…

– Он был охотником за сенсациями, – перебил Дункана Монео. – Жир был только побочным эффектом, это было нечто вроде средства самоутверждения. Его вид оскорблял людей, а ему только этого и было надо. Он наслаждался, оскорбляя других.

– Барон поглотил лишь несколько планет, а Лето поглотил всю вселенную.

– Любимый, прошу тебя, перестань, – запротестовала Хви.

– Пусть говорит, – сказал Монео. – Когда я был молодым и невежественным, таким, как моя Сиона или этот бедный глупец, то тоже говорил подобные вещи.

– Именно поэтому ты позволил своей дочери пойти на смерть? – спросил Айдахо.

– Любимый, это жестоко! – сказала Хви.

– Дункан, одним из твоих недостатков является склонность к истерии, – сказал Монео. – Я предупреждаю тебя, что невежество произрастает пышным цветом на истерии. Твои гены делают тебя энергичным, и ты сможешь внушить истерию некоторым из Говорящих Рыб, но ты плохой руководитель.

– Не пытайся меня разозлить, – ответил Айдахо. – Я не нападу больше на тебя, но не заходи слишком далеко.

Хви попыталась взять его за руку, но он с силой вырвал ее.

– Я знаю свое место, – сказал Айдахо. – Я полезный последователь. Мое дело нести знамя Атрейдесов, на моей спине зеленые и черные цвета!

– Желание незаслуженного порождает истерию, – сказал Монео. – Искусство Атрейдесов состоит в умении править без истерии, умении брать на себя ответственность за использование власти.

Айдахо откинулся назад.

– Когда это ваш проклятый Бог-Император отвечал за свою власть?

Монео посмотрел на заваленный бумагами стол и ответил, не поднимая головы:

– Он отвечает за то, что сделал сам с собой. – Монео взглянул на Айдахо, глаза его были холодны как лед. – У тебя просто не хватает духу, Дункан, узнать, почему он это сделал.

– У тебя хватает?

– Когда я был очень зол, он посмотрел на себя моими глазами и сказал: «Как ты осмеливаешься оскорбляться моим видом?» – Монео судорожно глотнул воздух. – Именно тогда я понял весь ужас того, что он видит. – Слезы потекли по щекам Монео. – Я был только рад, что не принял такого же решения, как он, а остался простым последователем.

– Я растрогала его, – прошептала Хви.

– Так ты поняла? – спросил у нее Монео.

– Даже не видя этого, я все поняла, – ответила она.

– Я едва не умер от этого, – произнес Монео тихим голосом. – Я… – Он содрогнулся и посмотрел на Айдахо. – Ты не должен…

– Будьте вы все прокляты! – крикнул Дункан, вскочил на ноги и ринулся вон из кабинета.

На лице Хви отразилась мука.

– О, Дункан, – прошептала она.

– Ты видишь? – спросил Монео. – Ты была не права. Ни ты, ни Говорящие Рыбы не смягчили его. Но ты, Хви, именно ты, приблизила время его уничтожения.

Хви обрушила всю свою муку на Монео.

– Я больше не буду встречаться с ним, – сказала она.

Для Айдахо тот переход по коридору к квартире был самым трудным, из всего сохранившегося в его памяти. Ему представлялось, что его лицо – пластитовая маска, под которой он пытается спрятать бушующие внутри страсти. Никто из его гвардейцев не должен видеть его боли. Он не мог знать, что большинство из гвардейцев гадают о причине его расстройства и втайне сочувствуют ему. Все они знали Дунканов и научились хорошо читать по их лицам.

В коридоре возле самой квартиры Айдахо встретил Наилу, которая медленно брела ему навстречу. В лице женщины преобладали растерянность и чувство утраты. Это выражение остановило его, он на мгновение забыл о своих горестях и внутренней сосредоточенности.

– Друг! – окликнул он Наилу, когда их разделяли всего несколько шагов.

Она посмотрела на него, на ее квадратном лице отразилось узнавание, но не более того.

Какая странная женщина, подумал он.