Бог-Император Дюны

– А говорили, что он бессмертен, – сказал Айдахо.

– Ты знаешь, что говорит по этому поводу Устное Предание? – спросила Сиона. – Если ты жаждешь бессмертия, то должен отринуть форму. Все, что имеет форму, смертно. За пределами формы царствует бесформенное, то есть бессмертное.

– Ты говоришь, как он, – обвиняющим тоном произнес Айдахо.

– Думаю, что в этом он был прав, – ответила она.

– Что он говорил о твоих потомках… они прячутся… их нельзя найти… что это?

– Он создал новую форму мимикрии, – ответила Сиона, – новую форму инициации. Он знал, что добился успеха, потому что не смог разглядеть моего будущего.

– Кто ты? – спросил Айдахо.

– Я – новый Атрейдес.

– Атрейдес! – в устах Айдахо это прозвучало как проклятие.

Сиона посмотрела на жалкие останки того, кто некогда был Лето Атрейдесом Вторым… и кем-то еще. Этот кто-то медленно уходил вместе со струйками синеватого дыма, отдающего запахом меланжи. Под тающим телом растекалась синяя лужа Пряности. Остались еще остатки чего-то вполне человеческого – кости с красными прожилками и розовая кожа, которые когда-то были частью вечно детского лица Великого Бога-Императора.

– Я не похожа на него, – сказала Сиона, – но у нас с ним одна суть. Я – то же, что и он.

Айдахо непроизвольно перешел на благоговейный шепот:

– Предки и все это…

– Их множество здесь со мной, но я могу незаметно пройти мимо них, потому что они не видят меня. Старые образы исчезли, осталась только суть, чтобы осветить Золотой Путь.

Она повернулась к нему и взяла его за руку. Рука Дункана была холодна, как лед. Она осторожно вывела его из пещеры на свет и подвела к веревке, которая звала назад, в мир людей. Там, наверху, ждали их испуганные музейные фримены.

Жалкий материал, из которого придется кроить новую вселенную, подумала Сиона, но им придется служить. Айдахо надо будет нежно соблазнить, а потом появится и любовь.

Когда она оглянулась на реку, то увидела, как узкое искусственное русло расширяется в пойму, раскинувшуюся среди зелени. На горизонте появилась стремительно надвигавшаяся туча.

Айдахо высвободил руку, но был при этом спокоен.

– Управление погодой становится все хуже и хуже, – сказал он. – Монео думал, что это происки Гильдии.

– Отец редко ошибался в таких вещах, – сказала она. – Тебе придется с этим разобраться.

Айдахо вдруг вспомнил, как с тела Лето разбегались в воду песчаные форели – личинки нового червя.

– Я слышала, что сказал Червь, – проговорила Сиона. – Говорящие Рыбы выберут тебя, а не меня.

Айдахо вновь испытал искушение Сиайнока.

– Посмотрим. – Он повернулся и взглянул на Сиону. – Что он имел в виду, когда сказал, что иксианцы не смогут создать арафель?

– Ты просто не читал всех его записок, – ответила она. – Я все тебе покажу, когда мы вернемся в Туоно.

– Но что значит арафель?

– Это темнота священного суждения. Это понятие из древней истории. Все это ты найдешь в его записках.

Из секретного обзора Хади Бенотто относительно открытия в Дар-эс-Балате

Это сообщение меньшинства. Мы, конечно, подчинимся решению большинства касательно тщательного отбора, цензуры и издания записок из Дар-эс-Балата. Но наши аргументы должны быть выслушаны и учтены. Мы знаем, каковы интересы Святой Церкви в этом вопросе, и это не ускользнуло от нашего внимания. Мы полностью разделяем желание Святой Церкви, чтобы Ракис и Священная Резервация Расщепленного Бога не становились «аттракционом для скучающих туристов».

Однако, поскольку теперь в наших руках имеются все записки и доказана их аутентичность и выполнен полный перевод, мы можем судить о замысле Атрейдесов. Как женщина, воспитанная в традициях Бене Гессерит, я понимаю способ мышления наших предков, и у меня есть естественное желание участвовать в том замысле, который открылся нашему взору, – замысле, целью которого было нечто большее, чем превращение Дюны в Арракис, а Арракиса в Дюну, а потом в Ракис.