Бог-Император Дюны

Лето понял, что если бы у нее была возможность поменяться с ним местами и принять его тяжкий крест, она сама предложила бы сделать это. То, что она была не в состоянии этого сделать, наполняло ее еще большим страданием. Она была умна, очень понятлива, но начисто лишена гедонической слабости Малки. Она вызывала страх своим совершенством. Все в ней утверждало его в мысли, что, будь он в состоянии вернуть себе мужской облик, она была бы той женщиной, которую он избрал бы своей подругой.

Иксианцы знали это очень хорошо.

– Теперь оставь меня, – прошептал он.

Я одновременно отец и мать своему народу. Я познал экстаз родов и экстаз смерти, и этому образцу я хочу научить вас. Вы должны усвоить мои уроки. Разве я не бродил в опьянении по джунглям неверных теней вселенной? Бродил! Я видел ваши силуэты на фоне света. Вселенная, которую вы, по вашему утверждению, видите, есть моя мечта. Моя энергия сосредоточена в ней, и я присутствую в каждом ее участке, во всех ее участках. Так рождаетесь вы.

(Похищенные записки)

– Мои Говорящие Рыбы сказали, что ты отправился в Цитадель сразу же после праздника Сиайнок, – произнес Лето.

Во взгляде Лето, которым он окинул Айдахо, стоявшего там, где всего час назад сидела Хви, было обвинение. Прошло так мало времени, но Лето ощущал такую пустоту, словно протекли столетия.

– Мне нужно было время, чтобы подумать, – сказал Айдахо и посмотрел в углубление, в котором лежал Лето.

– И поговорить с Сионой?

– Да. – Айдахо взглянул в лицо Лето.

– Но спрашивал ты о Монео, – сказал Лето.

– Они докладывают о каждом моем шаге? – требовательно спросил Айдахо.

– Нет, не о каждом.

– Иногда человеку надо побыть одному.

– Конечно, но не стоит винить Говорящих Рыб в том, что они очень озабочены твоей безопасностью.

– Сиона говорит, что ей предстоит испытание!

– И именно поэтому ты искал Монео?

– В чем заключается это испытание?

– Монео знает. Я полагаю, именно об этом ты хотел его спросить.

– Вы не полагаете. Вы все знаете наверняка.

– Сиайнок очень расстроил тебя, Дункан. Прости меня за это.

– Вы имеете хотя бы отдаленное представление, каково мне находиться здесь?

– Жребий гхола не назовешь легким. Некоторые живут очень тяжело.

– Я не нуждаюсь в этой юношеской философии.

– В чем же ты нуждаешься, Дункан?

– Мне надо знать некоторые вещи.

– Какие, например?

– Я совсем не понимаю людей, которые вас окружают! Нисколько этому не удивляясь, Монео спокойно рассказывает мне, что Сиона участвовала в восстании против вас. Это он говорит о собственной дочери!

– В свое время Монео тоже был мятежником.

– Вы же понимаете, о чем я говорю. Монео тоже был подвергнут испытанию?

– Да.

– Вы будете испытывать и меня?

– Я уже тебя испытываю.

Айдахо уставил в Лето пылающий взор.

– Я не понимаю, как вы правите, я не понимаю вашей Империи, я вообще ничего не понимаю. Чем больше я узнаю, тем больше осознаю, что не понимаю, что происходит вокруг меня.

– Какое счастье, что ты самостоятельно набрел на путь мудрости, – сказал Лето.

– Что? – Ярость Айдахо прорвалась боевым кличем, он проревел это слово, словно командовал на поле битвы, и этот рев заполнил все небольшое помещение.

Лето лишь улыбнулся:

– Дункан, разве я не говорил тебе, что как только ты начинаешь воображать, что что-то знаешь, это закрывает путь к дальнейшему познанию?

– Тогда скажите мне, что происходит.

– Мой друг Дункан Айдахо привыкает к новым для себя обычаям. Он учится заглядывать за пределы того, что считает известным для себя.

– Хорошо, хорошо, – кивнул Айдахо. – Тогда что именно за пределами моего знания заставило вас привести меня на Сиайнок?

– Я хочу привязать Говорящих Рыб к их командиру.

– А я потом вынужден от них отбиваться! Сопровождавшие меня хотели по дороге в Цитадель устроить оргию, а те, кто пришел со мной сюда…

– Они знают, как я люблю детей Дункана Айдахо.

– Будьте вы прокляты, я же не жеребец!

– Нет нужды так громко кричать, Дункан.

Айдахо несколько раз глубоко вдохнул.

– Когда я сказал им «нет», они сначала страшно обиделись, а потом стали обходиться со мной, как с… блаженным или тихо помешанным.

– Разве они не подчинились тебе?

– Они ни о чем меня не спрашивают… если это не противоречит вашим приказам. Я не хотел возвращаться сюда.

– Но они все же доставили тебя сюда.

– Вы же прекрасно знаете, что они никогда не ослушаются вас!

– Я рад, что ты пришел, Дункан.

– О, я прекрасно это вижу!

– Говорящие Рыбы знают, что ты – особенный, знают, как я люблю тебя, сколь многим я тебе обязан. Нет никакого вопроса о послушании или непослушании, когда речь идет о тебе или обо мне.

– Так в чем тогда заключается вопрос?

– В верности.