«И нечестив он в своей надменности, – пишет гностик, автор «Тайного Евангелия от Иоанна». – Ибо сказал он: “Я есмь Бог и нет другого Бога кроме меня”, ибо не знал он своей силы и места, откуда сам он появился» [10].
Это Демиург обратил в пепел города Содом и Гоморру; Демиург убил большую часть человечества катастрофическим потопом; Демиург изгнал Адама и Еву из Эдемского сада.
«Какой же он, этот Бог? – взывал гностик, автор «Свидетельства истины». – Во-первых, он позавидовал Адаму и не захотел, чтобы он съел с древа познания, и, во‐вторых, он сказал: “Адам, где ты?”… Он показал себя злым завистником» [11].
Отдавая создание Вселенной в руки менее значительного божества, будь то Яхве или Демиург, Маркион и гностики не просто пытались объяснить противоречие между фигурой безгрешного и беспорочного Создателя и грешным и порочным миром, но и пытались освободить Иисуса от груза тех отвратительных деяний, которые приписывает Яхве еврейская Библия.
Но было и еще кое-что. Утверждая наличие двух богов, эти христиане пытались освободить христианство от иудейских корней, объявив его совершенно новой религией с новыми откровениями и новым Богом [12].
В 139 году Маркион оставил родительский дом на Балтийском море и отправился в Рим, чтобы поделиться своими идеями с самой крупной и влиятельной христианской общиной того времени. Начал он с Римской церкви, пожертвовав ей огромную сумму 200 000 сестерциев – эквивалент миллионов долларов в современной валюте. Это пожертвование дало возможность Маркиону остаться в городе как почетному гостю Церкви.
Именно в Риме Маркион начал излагать свое учение в двух рукописях, в одной из которых нашли отражение его теологические взгляды (она затерялась в истории, но частично ее содержание известно по работам опровергавших Маркиона отцов Церкви), а вторая содержала первую попытку сведения вместе книг Нового Завета. Канон Маркиона состоял из отредактированной версии Евангелия от Луки и десяти посланий апостола Павла, представления которого о Христе как о космическом вневременном существе прекрасно соответствовали взглядам Маркиона.
После пяти лет тщательной работы Маркион собрал глав Римской церкви и поведал им о своей теологии двух богов. Он начал с того, что Иисус был воплощенным Богом: эту позицию разделяли многие из собравшихся, хотя и не все. Затем Маркион заявил, что Иисус – не тот Бог, которого все они знали как Яхве, а совершенно иной, доселе неведомый Бог, только теперь явившийся человечеству. Целью сошествия Христа на землю, объяснял Маркион, как раз и было освобождение человечества от злобного Создателя – библейского Бога. А следовательно, христианство – религия, основанная во имя Христа, – должно отринуть все связи с иудаизмом, из которого возникло. Еврейские священные писания устарели; необходима новая Библия. Кстати, по счастью, ее он и принес с собой [13].
Отцам Церкви это не понравилось: они вернули все, что осталось от значительного вклада Маркиона, и безотлагательно выслали его из Рима. Маркион, однако, не утратил присутствия духа. Он вернулся домой и стал успешно проповедовать по всей Малой Азии, где нашел благодарную аудиторию, воспринявшую его доктрину о двух богах. Дитеистическая церковь, основанная Маркионом, оказалась одной из крупнейших христианских церквей. Она процветала на обширной части территории современных Турции и Сирии вплоть до V века.
Апостол Иоанн и Маркион Синопский (лицо последнего намеренно изуродовано) на изображении из итальянского евангельского кодекса, написанного на древнегреческом (MS M.748, fol. 150v, XI в.)
©
Возникает логичный вопрос, почему же старейшины Церкви в Риме так непреклонно отстаивали еврейский монотеизм. Даже на самых ранних этапах своей истории христианство мало походило на иудаизм. Оно декларировало совершенно новую веру, демонизировало евреев как убийц Христа, священные тексты составлялись на древнегреческом, а не на древнееврейском, а божественная сущность Иисуса противоречила самому иудейскому определению Бога как единого и неделимого существа.
На самом деле желание ранних христиан сохранить верность еврейской вере в единого Бога, вероятно, имело не меньше политических причин, чем теологических. Поскольку в то время, как Маркион и гностики спорили с представителями христианской Церкви о природе Бога, они спорили и о природе власти. По словам видного религиоведа Элейн Пейджелс, настаивая на вере в единого Бога, ранняя Церковь подтверждала тем самым легитимность своего управления одним епископом, а именно епископом Рима.
«Как Бог властвует в небесах как правитель, хозяин, начальник, судья и царь, – пишет Пейджелс, – так на земле он передает свою волю членам церковной иерархии, которые выступают как генералы, командующие армией подчиненных; цари, управляющие “народом”; судьи, творящие правосудие во имя Бога»[14].