Это шанс. Черт возьми приятель — это шанс! Сейчас они услышат, и бросятся раскапывать обратно. Они задыхаясь от напряжения будут выбрасывать всю ту землю, что отделяет тебя от мира живых. И самый благословенный звук — скребущий звук лопаты, наткнувшейся на крышку. А потом они собьют крышку, и ты выпрямишься, зажмурившись от счастья — боясь сделать то, о чем мечтаешь больше жизни — набрать полную грудь воздуха, чуть задержать его в себе, и выдохнуть, приветствуя новое рождение, и только потом открыть глаза, обведя счастливые лица всех тех, кто давно уже в душе попрощался с тобой. Это счастье — и ты шепчешь молитву, не веря, что все так и будет…
Это длиться не дольше секунды. Маленькой, гребаной секунды — совсем мало. Потом они приходят в себя, недоуменно обводя друг друга взглядами. Работяги чуть передохнув берутся за лопаты, а люди, тихонечко расходятся. Они словно ручейки, просачиваются между оградок, покидая кладбище — и каждый из них чувствует странное облегчение — словно сделан выбор, и можно теперь не думать о плохом.
Чуть позже они соберутся снова — усядутся за столом. Будут черпать алюминиевыми ложками борщ. Выпьют, как положено, помянут…
Вот только тебе от этого не холодно не жарко — ты вопишь, задыхаясь, извиваясь как червь, чувствуя как тяжелеют, теплеют брюки между ног. Дышать становится все тяжелее, ты уже не кричишь — сипишь, из последних сил. Царапаешь разодранными до крови пальцами, надеясь что толстое дерево поддастся, и ты чудом выберешься наружу.
Вот только чуду нет места в этом подземном мирке. И когда до тебя доходит это — ты сжимаешься, замираешь, и только грудь судорожно поднимается и опускается. В ушах звенит — возможно, от дикого, нечеловеческого крика, а может быть от того, что заканчивается воздух…
Кажется, что сейчас земля раздавит тебя, сплющит, и ты упираешься ладонями в крышку, и затихаешь, прощаясь со всеми, по настоящему, без дураков. А потом приходит смерть…
— Нет! — Сергей закричал, срываясь на визг. Он приподнялся с пола, обозревая темноту уходящей ночи, понемногу приходя в себя.
Дедушка чуть пожевал губами, не сводя глаз с распластавшегося на полу Сергея. Потом вздохнул:
— Вот так все и происходит.
Сергей съежился, не смея поднять взгляд. Дед смотрел на безвольно застывшего внука. Он помолчал, и тяжело вздохнул.
— Ладно, это все дела прошлые. Но иногда между прошлым и будущим — всего лишь мгновение, щелчок пальцев, короткий вздох…
Дед наклонился и приблизился вплотную к его лицу. Сергей попытался отвернуться, но у него получилось лишь чуть дернуть головой, отчего тут же заныло в плечах и груди.
— Продолжай свой путь, не смею задерживать — дедушка горько усмехнулся, и сплюнул куда-то в сторону.
— Я не могу — в который уже раз пролепетал Сергей (о, он здорово научился жаловаться на свою беспомощность).
Дедушка недовольно глянул и ткнул указательным пальцем прямо в лицо — Сергей с трудом увернулся.
— Ты наверно думаешь, что я сейчас скажу волшебное слово, и ты поползешь дальше? — Дедушкино лицо неуловимо менялось на глазах, словно кто-то лепил его из вязкой глины неумелыми руками.
Сергей прохрипел что-то, что при желании можно было истолковать как согласие.
Дед засмеялся, хлопая ладонями по бедрам. Немного успокоившись, он положил руки на голову внука.
— Вот что я тебе скажу — ты уже изрядно поднадоел своими просьбами. Более того — мы все устали суетиться вокруг тебя, в ожидании, когда же, наконец, осуществится задуманное. Попробуй хоть разок сделать что-нибудь сам. Как тебе такое предложение?
— Ты не мой дедушка — устало прошептал Сергей, проваливаясь в сладкий омут беспамятства.
Все, что было потом, он даже не успел толком осознать. Словно чья-то сильная рука выдернула его из мягких объятий небытия.
— Ты просто никчемный олух! — проорало божество. — Шевели своей тощей задницей, если не хочешь сдохнуть прямо сейчас. Слушай, что тебе говорят, и не пытайся казаться умнее, чем ты есть на самом деле.
От крика у Сергея побежала кровь из ушей. Он попытался закрыться ладонями, но голос божества звучал в голове. От него невозможно было ни спрятаться, ни скрыться — это он сам орал из последних сил, принимая волю глиняного бога. Выдавая свои желания за чужие. Силы прибывали на глазах, словно прикосновения дедушкиных рук наполнили тело живительной энергией.
— Больно… — выдавил он, крепче сжимая ключ (только бы не расстаться с ним, не потерять).
— Я знаю, знаю… — сменило гнев на милость божество. — Так и должно быть, поверь. Без боли невозможны чудеса — все так и происходит везде и всегда. За все нужно платить, и ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать это, не так ли?
Сергей согласился. Он всматривался в меняющийся силуэт существа. Не того, что пугало его, возясь в пыльном шкафу, нет — оно нашло свое упокоение там, в мире зазеркалья. Просто очередное воплощение божества, его игрушки, дети сырой глины, из которой можно вылепить все, что угодно.
— Впрочем, твой случай не совсем типичен, и я пойду тебе навстречу. Если боль мешает двигаться к цели — почему бы просто не убить ее?