– Очень хорошо, – сказал Фельдер. – Ну а я учился на медика, недоучился только. Война помешала. И вот те занятия по анатомированию трупов в подметки не годятся занятиям в Гартвейме. Блевали мы первое время, что было – то было. Проблюешься, бывало, зальешь отвращение и страх шнапсом – и по бабам, в самоволку. Ничего, потом привыкли… Так вот этот самый то ли Фриц, то ли Ганс не пил совсем, понимаешь, язва у него была, наверное, и что ты думаешь? Через месяц повесился на кальсонах в уборной!
Они опять выпили.
– Сам-то ты откуда родом? – полюбопытствовал Фельдер.
– Я родом из Берлина, – сказал Харман.
– Земляки, значит. – Фельдер хлопнул обер-лейтенанта по плечу. – Позволь мне называть тебя по имени, а? Извини только, не помню, как тебя зовут.
– Зови меня просто Харман. Я так привык.
– Харман так Харман, – проворчал Фельдер.
После третьей рюмки он показал обер-лейтенанту фотографию, на которой миловидная голодая женщина держала на коленях белобрысого карапуза с сачком в руках.
Это моя Инга, – с неожиданной нежностью сказал Фельдер. – А это – Фридрих, отпрыcк мой. Теперь уже в школу ходит. Они сейчас в Берлине. Будешь уезжать, захватишь им от меня посылочку небольшую?
– Конечно, – сказал Харман.
Затем штурмбанфюрер безуспешно попытался выудить из Хармана свежие анекдоты и без всякого перехода сообщил, что фон Риббель – аристократический болван, а Шарц – дремучий громила, но, впрочем, слова о коменданте он берет обратно, и не потому, что тот – начальник, а просто потому, что фон Риббель устраивает сегодня пирушку, бог знает, под каким предлогом…
Фельдер еще выпил и чуть заплетающимся языком осведомился, каковы планы Хармана на этот день. Не дожидаясь ответа, вскричал:
– Давай-ка, дружище Харман, я покажу тебе наши владения! Небольшая экскурсия, а? Правда, это не Берлин, но и у нас посмотреть есть на что. Весьма поучительно. Как в зоопарке. Давно ты был в последний раз в зверинце?
Что они ко мне пристали, думал Харман. Зачем мне нужен этот осмотр Харвица?
Что-то в нем упорно сопротивлялось "экскурсии" по лагерю. Он то ли думал, то ли чей-то голос звучал у него в мозгу: "Ты не должен допускать никаких отклонений от плана, а эта "экскурсия" в план не входит… Ценности, эвакуация ценностей – вот твоя цель…"
– Нет-нет, – запротестовал он вслух. -Не надо, прошу тебя. Карл. Мне… мне не хочется никуда идти…
– Э, да ты слабак, братец! – добродушно вскричал Фельдер. – Ничего, ничего, это будет тебе полезно!
Не слушая более протестов Хармана, он нахлобучил фуражку, схватил обер-лейтенанта под локоть и мощно повлек за собой.
– Может быть, еще выпьем? -- сопротивлялся Харман.
– Потом, после экскурсии выпьем, – отмахнулся штурмбанфюрер.
И Харману ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться неожиданному напору своего собеседника. Конечно, у него был целый арсенал различных средств воздействия, но это неизбежно вызвало бы подозрения. Кроме того он вдруг почувствовал, что его внутреннее сопротивление начинает ослабевать, а вскоре и совсем исчезло.
Он уже окончательно пришел в себя, но, осматривая клетки загонов, на которые была разделил проволокой территория лагеря, низкие барачные блоки, испытывал странное ощущение, будто все это он уже видел раньше. Однако, как он ни пытался вспомнить, где и когда он мог видеть нечто подобное, ему это не удавалось.
Между тем, они уже шли по ровному и пыльному плацу, который подметали люди в полосатых рубищах. За людьми надзирали трое дюжих эсэсовцев, которые то и дело покрикивали и деловито выбивали зубы своим "подопечным". Чуть подальше группа изможденных военнопленных таскала за угол барака тяжелые булыжники, сваленные зачем-то в кучу в углу плаца. Один из таскавших на глазаx Хармана и Фельдера упал, придавив себе камнем ногу. Охранник неторопливо подошел к нему, взмахнул плетью, но заключенный не сумел встать. Послышалась сухая, отрывистая автоматная очередь, и через несколько секунд, когда товарищи погибшего уволокли его труп куда-то за бараки, переноска камней продолжалась, словно ничего особенного не произошло…
За полтора часа Харман и Фельдер успели осмотреть лишь первый сектор, где размещались столярная мастерская, кузница, сапожники и портные. Заключенные, которые там трудились, были в основном из стран Восточной Европы. Как пояснил Фельдер, военнопленные использовались лишь на самых тяжелых работах. В этот день они рыли котлованы для фундаментов двух больших зданий новых блоков, почти возле самых проволочных заграждений. Охранники с плетьми из кусков многожильного кабеля в руках и с овчарками на поводках не давали работающим ни минуты передышки. Видно, им было скучно, охранникам, и время от времени они устраивали себе развлечение: спускали собак с поводка, и те гонялись за заключенными, хватая их за ноги и за руки под хохот и улюлюканье охранников.
В этот момент Фельдер сказал Харману, кивнув на людей в полосатых робах: