«Бог, король и дамы!»

Королева-мать попробовала побеседовать с графом де Лош, надеясь, что благодаря жене весьма тесно связанный с испанским королем, племянник разъяснит Карлу всю пагубность ведения войны с его католическим величеством. И тут Екатерину ждало новое потрясение. С убежденностью, которую королева-мать даже не подозревала в легкомысленном молодом человеке, граф де Лош и де Бар заявил, что Нидерланды скоро сами упадут в подставленные ладони решительного предводителя, и долг христианнейшего короля заключается в том, чтобы не оказаться в стороне от славного деяния.

Вдовствующая королева посмотрела на племянника тем взглядом, каким за шестнадцать веков до этого лицезрел Брута умирающий Цезарь. Жорж-Мишель не смутился. Решительно и вдохновенно молодой человек заговорил о славе французского оружия, богатстве семнадцати провинций, бесчисленных глупостях, сотворенных Филиппом Испанским в Нидерландах, и умиротворении Франции, к которому приведет победоносная война. Короче, повторил все то, что часами обсуждал с Колиньи.

Екатерина бросилась к Жанне д'Альбре, однако кальвинистская Дебора была слишком озабочена пристрастием будущей невестки к косметике и открытым платьям, поэтому, начавшись довольно мирно, беседа двух королев закончилась грандиозной ссорой и новым приступом королевы Наваррской.

Отчаявшись договориться с Карлом, королева-мать обратилась к тому, кто завладел всеми помыслами ее сына. Однако адмирал де Колиньи лишь презрительно отмахнулся от бабьих страхов и обрушил на королеву сотни упреков, обвиняя в том, что она не желает установления во Франции мира.

— Вы отказываетесь начать войну, мадам! Дай Бог, чтобы не вспыхнула другая, уйти от которой будет не в вашей власти! — бушевал адмирал.

Королева-мать не знала, за что браться раньше. За попытки возбудить любовь в будущих супругах, положить конец приготовлениям к войне или найти врачей для королевы Жанны? После некоторых размышлений Екатерина решила заняться всем одновременно. Однако Жанна д'Альбре продолжала болеть и, в конце концов, покинула этот мир, дав жизнь самым нелепым слухам. Молодой король Наваррский принялся уверять, будто негоже устраивать свадьбу сразу после похорон, и сыновней преданностью мог бы сорвать с таким трудом установленный мир, если бы не адмирал де Колиньи, громогласно потребовавший от юноши принести свою скорбь в жертву благополучию двух королевств.

И все-таки, хотя помолвка состоялась, а свадьба приближалась с каждым днем, Генрих и Маргарита продолжали смотреть в разные стороны. Напрасно по приказу госпожи фрейлины королевы-матери каждую ночь дарили любовь дворянам короля Наваррского — Маргарита де Валуа и Генрих де Бурбон оставались нечувствительными к любовной магии. Напрасно Екатерина приказала пригласить в Блуа всех супругов, некогда переступивших через пропасть религиозной розни. Напрасно велела отслужить как можно больше месс во славу мира и благоденствия. Колиньи, Карл и Жорж-Мишель чуть ли не открыто набирали людей для нидерландского похода, а испанский посол каждый день заявлял королеве-матери новый протест.

Наконец, решив, что переезд в Париж поможет умиротворению, Екатерина приказала отправляться в дорогу. Увы, черные траурные одежды протестантских дворян сразу же вызвали неприязнь парижан, а заносчивость гасконцев с одной стороны и пламенные проповеди католических священников с другой превратили эту неприязнь в плохо сдерживаемую ярость. Каждый день в Париже проходило не менее полудюжины дуэлей, и среди этой неразберихи, среди глухих угроз и бряцания оружием словно саламандра в огне сновал граф де Лош, убеждая, уламывая, очаровывая, покупая, вербуя и шаг за шагом собирая армию.

Жорж-Мишель гордился собой. По приезде из Наварры он немедленно поделился новостями с женой, и принцесса Релинген с восторгом встретила возможность пощипать дядю Филиппа. Граф де Лош произносил речи, заключал союзы, мирил врагов и ссорил друзей, поддерживал твердость короля Карла, высмеивал колеблющихся, злил герцога де Гиза, дрался на дуэлях и выполнял поручения Колиньи. Генрих де Валуа метался между родственниками, не зная, чью сторону принять, а Генрих де Бурбон с трудом сдерживал протестантских вельмож, требовавших немедленно выступить в поход против короля Филиппа.

Его сиятельство не смущали споры и он не собирался останавливаться на полпути. Короля Наваррского Жорж-Мишель уверял, будто война в Нидерландах принесет Франции долгожданный мир. Герцога Анжуйского просил помнить, что скоро у него будет две короны и, следовательно, он должен успокоиться и не мешать другу завоевывать свою. Когда же Генрих непонимающе уставился на кузена, шевалье пояснил, что по сообщениям Мирона король Карл кашляет кровью и, значит, вряд ли долго заживется на этом свете. А герцога де Гиза Жорж-Мишель и вовсе послал к черту, коль скоро у того не хватало ума присоединиться к походу и округлить свои владения за счет испанского короля.