Бог Монстров (ЛП)

Проходит больше времени. Возможно, в другой день, если боль в моем теле от лежания на бетоне будет что-то значить. Такое чувство, как будто мне в горло засунули носок, ощущение сухой ваты, как будто там ком каждый раз, когда я сглатываю. Рычание на другом конце комнаты — это низкий, гудящий белый шум на фоне непрекращающихся помех в моей голове.

Дверь щелкает и распахивается, и Ремус стоит в проеме, прикрытый охранником, держащим какую-то колющую палку.

— Это правда. Изумление в его голосе наполняет меня одновременно тошнотой и абсолютным облегчением.

— Заберите ее отсюда. Немедленно приведите ее в порядок и накормите.

Рычание усиливается, когда двое охранников следуют за тем, у которого палка. Они переплетают свои руки под моими, и бетон царапает кончики моих пальцев, когда они вытаскивают меня из камеры. Только когда я отхожу от этого, Бешенный бросается на того, у кого палка, и при первом же ударе она шипит и замахивается на него. Прежде чем охранник успевает сбежать, Ремус захлопывает дверь, запирая ее, чтобы охранник не смог сбежать.

— Эй! Эй, подожди!

Рычание становится громче, и звуки рвущейся плоти отдаются в моем позвоночнике мучительным напоминанием о том, что это могла быть я, в то время как Ремус стоит надо мной, с любопытством склонив голову набок.

— Значит, это не потому, что он не был голоден. Нахмурившись, он машет рукой перед носом и давится в ладонь.

— Боже милостивый, от тебя пахнет мочой. Мы приведем тебя в порядок, а потом нам с тобой будет о чем поговорить.

Надо мной клубится пар, когда Айяна, сестра Лизбет, выливает ведро кипятка в ванну, которая уже остыла за последние полчаса. Я сижу, подтянув колени к груди, мои мысли сосредоточены на Уилле и скомканных простынях, по которым мне теперь придется карабкаться в одиночку. Реку мне придется преодолевать в одиночку, вместе с любыми существами, которые могут скрываться в окружающем лесу, который тянется вдоль каждого берега. Однако я готова пойти на риск, чтобы покинуть это место. С чем бы я там ни столкнулась, это будет намного лучше того, что задумали Ремус и Агата.

— Я не давал тебе разрешение! Я не давал тебе полномочия! В соседней комнате Ремус кричит на Агату, как он делал последние двадцать минут.

— Я говорил тебе, не так ли? Она Избранная. Она родит моего ребенка!

— Она не девственница, Ремус! Она говорила тебе, что трахалась с солдатом?

На данный момент меня даже не волнует, что она ему рассказала. Меня вообще ничего не волнует.

— Она могла бы трахнуть весь взвод, пока носит моего ребенка.

— Тебе следовало подержать ее в той камере еще одну ночь. Я гарантирую, что наш дядя разорвал бы ее на куски к утру. Тогда ты бы увидел, что она не такая особенная, как ты думаешь.

— Ты ревнуешь. В этом все дело. Ревность. Слепая, невежественная ревность!

Я прижимаюсь лбом к сложенным на коленях рукам. Моя мать назвала бы это холодное, оцепенелое состояние посттравматическим стрессом. Она сказала мне, что мой отец однажды перенес это, будучи молодым солдатом, после рейда.

Чего бы он ни увидел, этого, по-видимому, было достаточно, чтобы вызвать у него бесконечные кошмары, которые будили его посреди ночи, те несколько раз, когда он был дома для Р-и-Р. Однажды, когда мне было десять, я пробралась в их спальню, чтобы посмотреть на него, потому что временами я не могла поверить, что он действительно дома. Его рука была на моем горле еще до того, как он открыл глаза, и ему потребовалась добрая пара минут, чтобы полностью проснуться и понять, что я не могу дышать. После этого я больше никогда не пробиралась в их комнату.

— Для тебя есть подарок, — шепчет Айяна, перекрывая крики в соседней комнате, которые превратились в раздражающий фоновый шум.

— У тебя под подушкой. От Тома.

Я поворачиваю голову в сторону, одновременно удивленная и сбитая с толку.

— Что это?

— Кое-что, что ты можешь счесть полезным. Она сжимает мою руку, и я замечаю шрамы по всей ее руке, кончик пальца чахлый, как будто его отрезали. Кажется, что все в этом месте пострадали от злоупотреблений этих двоих.

С натянутой улыбкой я киваю.

— Спасибо.

— И что ты будешь делать, Ремус, трахнешь ее сегодня вечером? В голосе Агаты слышна печаль, и я не могу сказать, настоящая это или фальшивая.

— Она не способна к зачатию. Я проверила, так что это просто ты получаешь от нее удовольствие!

Следует долгое молчание, и я внимательно прислушиваюсь к его ответу, но из-за тихого бормотания за дверью невозможно понять, что он ей говорит. Тихие стоны указывают на то, что они помирились. Стремясь поскорее вернуться в свою комнату и посмотреть, что у меня под подушкой, я заканчиваю мыться и одеваюсь.

Когда я выхожу из комнаты, Ремус ждет по другую сторону двери с выжидательной улыбкой на лице. Агаты, кажется, нигде не видно.

Когда я хмурюсь, он кивает.

— Пожалуйста. Позволь мне осмотреть твою спину.

Я хмурюсь еще сильнее, поворачиваюсь и поднимаю свежевыстиранную рубашку, которую дала мне Айяна. Боль в моих рубцах прошла, но я знаю, что на моей коже осталось несколько отметин.