Бог не проходит мимо

— Ты ни в чем не виноват. Знаешь, сколько раз я представляла себе эту минуту, как жаждала услышать от тебя это «прости», и только сейчас, пройдя через настоящий ад, я поняла, насколько мелочны бывают наши желания, наши обиды и желание мести. Божья справедливость — вот высшая справедливость. Она меня, отступницу, вывела из такого места, откуда просто нельзя было выйти. За что меня, предательницу, Иуду, Господь вывел? А мы жаждем мести, купаемся в мелочных обидах. Знаешь, мне так это смешно. Мне вообще смешна моя жизнь до того момента, когда смерть начала дышать в мое лицо, когда я почувствовала на себе ее дыхание, ее костлявые руки, когда тебя словно сжимают тиски. Вот тут я поняла, в каком иллюзорном мире мы живем. Мы сами себе создаем некие картинки, что-то рисуем в своем воображении, а потом тешим себя, выдавая это за действительность, за правду, хотя никакой правды в этом нет, кроме самообмана, самовлюбленности, тщеславия и гордыни.

— Я виноват, что не поговорил с тобой, я не мог с тобой связаться, ты не оставила адрес, а потом владыка Серафим… Прости, это теперь все оправдания, я не хочу оправдываться, я поступил с тобой тогда как свинья. Знаешь, сколько я жалел об этом. Я думал тогда, что не могу ослушаться владыку Серафима, он благословил брак с Вероникой…

— Что было, то прошло, я думаю, не стоит ворошить прошлое, не тот момент. К тому же тогда я сама тебе ничего не обещала. Я была не уверена в себе, думала, что недостаточно готова к замужеству, к тому же понимала, что надо будет решиться на отъезд из Москвы, бросить работу, в общем, у меня тогда тараканы в голове сидели, я сама не знала, чего хочу.

— Знаешь, если бы не владыка Серафим, я никогда не женился бы на Веронике.

— Все, прекрати, ни слова больше об этом, — оборвала его Алена.

Повисла тишина, слышался лишь звон сверчков. Они сидели молча, в доме погасло последнее окно, наверное, Вероника уже легла спать. Алена чувствовала, как Вероника переживает из-за ее появления в их доме.

Отец Андрей сидел низко склонив голову и подперев ее ладонью. Пряди слегка вьющихся волос падали на его лоб. Он был в растерянности, в полной растерянности. Он отвык от таких сложных и неловких ситуаций. Он, настоятель храма, уважаемый священник, преподаватель семинарии, чувствовал себя мальчишкой, можно сказать, школьником, получившим двойку и объясняющимся с родителями. С одной стороны, его жена Вероника, которая все знает и понимает, с другой — бывшая невеста Алена, которая попала в беду, и он как человек и как пастырь просто обязан ей помочь. Тяжелое молчание прервала Алена.

— Они хотят забрать ребенка. Если мы хотим его спасти, они не должны знать, что он родился, даже если меня найдут, они не должны знать, что я его родила.

— Но как это сделать?

— Ты сможешь мне помочь, но вначале я хочу вернуться.

— Куда вернуться?

— К вере, к Богу.

— Ах, да, — отец Андрей улыбнулся, — я, кстати, сам хотел у тебя спросить, собираешься ли ты…

— Да, я хочу вернуться.

— Тогда сегодня утром в церкви совершим чин присоединения, слышала о таком?

— Договорились, — и Алена широко улыбнулась, но улыбка быстро пропала, а лицо приобрело озабоченный и даже страдальческий вид. — Веронике когда рожать?

— Недели через две, а что?

— Понимаешь, я хотела тебе предложить… это единственный выход, я это поняла, как только ее увидела, я поняла, что это Господь нам так устроил…

— Ну что, Ален?

— Отец Андрей, я умоляю тебя, — Алена не могла подобрать слова, ком подкатывал к горлу и грозил задушить рыданиями, — возьми моего сына себе, скажете, что это Вероника родила, тогда его никогда не найдут. Султан будет его искать, он на все готов, он связи, знаешь, какие имеет, — почти в отчаянии прошептала Алена, словно боясь, что ее услышат.

Отец Андрей встал и быстро прошел по двору.

— Ты хорошо все обдумала?

— Да, да, я готова, это единственный шанс его спасти. Султан будет искать ребенка, которого родила я, а не другая женщина.

Отец Андрей молчал, его красивое лицо выражало глубокую озабоченность и скорбь.

— Я понимаю тебя, но фактически ты отказываешься от своего сына. У тебя мальчик?

— Да, мальчик. У меня нет выбора — либо я от него отказываюсь, либо я его теряю, то есть его заберут бандиты. Что лучше: видеть своего сына мертвым или живым?

— На это нечего сказать. Я не могу тебе отказать хотя бы потому, что у меня нет других вариантов спасения тебя и твоего ребенка. Мне на это тоже очень трудно решиться, но времени для размышления нет. Я просто обязан что-то сделать.

— А как Вероника? — Алена кусала губы и умоляюще смотрела на отца Андрея.

— Веронику мне придется взять на себя, думаю, что она поймет, она никогда не подводила меня, и я в ней уверен.

На рассвете отец Андрей и Алена заперлись в церкви. Внутри царил полумрак, окна были закрыты ставнями, и только через окно в алтаре в храм пробивался утренний неясный свет.

Купол, озарявшийся нежным розовым светом начинавшегося дня, казался невесомым.

Горели лампады и свечи, храм был наполнен покоем и тишиной. Кадильный дым тонкой струйкой поднимался к самому куполу, словно уходил в небеса.