Бог не проходит мимо

1996 год. В четвертом классе шел урок литургики. Старенький преподаватель, профессор и доктор богословия Пал Палыч Вознесенский с утра был не в настроении. Впрочем, его плохое настроение имело свое оправдание. Шел третий урок, а студенты, как сговорились, — отвечали тему из рук вон плохо. Профессор сердился, пыхтел и поминутно вытирал лоб белым батистовым носовым платком.

— Садитесь, воспитанник, отвратительно. Сегодня, к превеликому своему сожалению, я вынужден поставить вам двойку, — он уже занес сморщенную руку в старческих пигментных пятнах над журналом.

— Ну почему двойка? — заныл здоровенный детина с густо пробивавшимся юношеским пушком над верхней губой, — я же учил.

— Но не выучили, садитесь, воспитанник Журавлев, стыдно в выпускном классе не знать таких элементарных истин, — с пафосом ответил преподаватель, глядя поверх узких золоченых очков, и вывел жирную двойку в ведомости.

Воспитанник Журавлев был сыном одного ярославского протоиерея, учился скорее из-за боязни отца, и науки ему не давались. Недовольный Журавлев, посопев и потоптавшись, сел на место.

— Следующим пойдет отвечать на предложенный вопрос… — рука старика мелко задрожала над раскрытым журналом.

Класс замер в молчаливом ожидании. Тишину нарушила распахнувшаяся дверь. В аудиторию вошел старший помощник инспектора по кличке Гоголь, прозванный так за свой вредный, несговорчивый нрав и гордо поднятую голову. Он стремительно подошел к профессору и быстро зашептал ему что-то на ухо.

Доктор Вознесенский не любил, когда его прерывали, он бросил гневный взгляд на Гоголя, затем на притихшую братию и почти с раздражением произнес:

— Андрей Подольский, вас вызывает преосвященный Серафим.

— …В кабинет ректора, — хитро прищурившись, добавил Гоголь.

Лицо Андрея резко изменилось, сердце учащенно забилось. Он знал, что владыка должен приехать в Лавру, но не думал, что это произойдет так скоро.

Владыка в свой приезд обещал поднять вопрос о рукоположении, но к этому Андрей был совсем не готов. Он думал, что до его приезда решит вопрос с Аленой, более того, он был уверен, что она даст ему окончательный ответ, причем обязательно положительный. Но Алена уехала, оставив его в неопределенной ситуации, не сказав ни да, ни нет, отложив этот разговор до мая месяца. Андрей был в отчаянии.

Он шел по гулким академическим коридорам в сопровождении Гоголя, не обращая на провожатого никакого внимания, полностью погрузившись в свои нелегкие думы.

«Будь что будет, — подумал Андрей. — Что скажет владыка, то и будет, на все воля Божия».

С такими мыслями он вошел с просторный ректорский кабинет.

Преосвященный Серафим сидел на диване, владыка ректор Иоасаф находился за своим широким письменным столом, выполненным под старину, на котором рядом с антикварным массивным пресс-папье примостился еще редкий по тем временам новенький компьютер.

Андрей подошел под благословение к владыке Серафиму.

— Нет, нет, нет, к владыке Иоасафу первому, он здесь хозяин, а я в гостях, — весело, несколько с задором произнес священник.

Ректор семинарии и академии, викарий владыка Иоасаф был небольшого роста, суховатый, стремительный человек. Движения его всегда были быстры и порывисты, но академии он передвигался бегом, так что его широкая ряса развевалась как парус, напоминая в то же время большую черную птицу. Он отличался своей неуловимостью и способностью внезапно появляться в самых неожиданных местах. Только что он был в трапезной, как через пять минут шел слух, что ректор уже в библиотеке, а через семь — что в подсобном хозяйстве. Служил он всегда быстро и очень не любил, когда другие мешкались и не успевали, был добр и строг одновременно.

Владыка благословил Андрея.

— Ну что ж, не буду мешать, оставлю вас наедине, — произнес он, вставая из-за стола, и быстро вышел из кабинета, тихо притворив за собой дверь.

— Андрюша, присаживайся, — владыка указал на диван подле себя. Андрей робко присел на самый краешек и потупился.

— Как дела, учеба, рассказывай, — нарочито бодро произнес архиерей. — Что нового в сих стенах?

— Да вроде ничего нового, — замялся Андрей, не зная, о чем говорить. Он сидел как на иголках, догадываясь, что владыка очень скоро от общих вопросов перейдет к самым что ни на есть конкретным.

Архиепископ Ставропольский Серафим был в летах почтенных. Выглядел намного моложе своего возраста — высокий, статный, с окладистой пышной бородой, зачесанными назад вьющимися волосами, сильно убеленными сединой. В отличие от владыки Иоасафа, он, напротив, был нетороплив, степенен и важен. Своей кафедрой он управлял вот уже второй десяток лет, славился бескомпромиссностью и принципиальностью.