Именно это полное совершенство возносит Его на высоту, недосягаемую для других, делает Его исключением из общего правила и нравственным чудом истории.
Христос - это живое воплощение идеала добродетели и святости, высокий образец всего самого чистого, доброго и благородного в глазах Бога и человека.
Таков был Иисус из Назарета - истинный муж телом, сердцем и духом, но всё же отличный от других мужей. От раннего детства до зрелости это была совершенно особая и неповторимая личность. Он развивался в нерушимом союзе с Богом, переполненный любовью к человеку. Он был свободен от грехов и ошибок, невинен и свят. Он посвятил Себя самым благородным целям. Он не только проповедовал добродетель, но и жил в ней. Эта непорочная жизнь закончилась величественной смертью и всегда признавалась с тех пор единственным образцом доброты и святости”.
“Это безоговорочное самопожертвование во имя служения Богу и человеку Библия и называет любовью, - добавляет Джон Стотт. - У любви нет корыстных интересов. Её сущность - в самоотдаче. Даже худшие из людей порой озаряются вспышкой подобного благородства, но жизнь Иисуса излучала Его с немеркнущим сиянием. Иисус был безгрешен благодаря Своей самоотверженности. Мы называем её любовью. А ведь Бог и есть любовь”.
Другой автор, Уилбур Смит, замечает: “Самым выдающимся свойством Иисуса в Его земной жизни было как раз то, чего, по всеобщему признанию, недостаёт людскому роду, и что мы считаем самой бесценной чертой человеческого характера, а именно: абсолютная доброта, иными словами - совершенная чистота, подлинная святость, всё то, что в случае Христа превращается в ничто иное, как безгрешность”.
“Какова основная причина нашей веры в безгрешность Иисуса? - пишет С.Е.Джефферсон. - Иисус не дал Своим ближайшим друзьям ни одного повода в ней сомневаться. Ни в одном из Его слов нет ни следа сожаления, ни намёка на угрызения совести, ни одного признания в ошибках, ни следа раскаяния. Он учил других пониманию своей греховности и прямо говорил о грехе, гнездящемся в человеческом сердце. Он говорил ученикам, что молиться они должны прежде всего о прощении грехов. И однако Сам Он ни словами, ни поступками даже не намекает на то, что когда-либо сделал нечто, неугодное Богу”.
Филипп Шафф делает следующий логический вывод: “Неоспоримо, таким образом, что Христос, если судить по Его служению, по Его неизменному поведению и нескрываемой самоотверженности, знал о Своей свободе от греха и вины. Единственным разумным объяснением будет то, что Он на самом деле был безгрешен”.
“Будь на совести Христа какой-нибудь тайный грех или хотя бы память о прошлых грехах, - размышляет А.Е.Гарви, - в Его жизни появилась бы нравственная червоточина, которая непримиримо бы контрастировала с моральной тонкостью Его учения”.
“Ничто в словах Иисуса не указывает на ощущение какого-либо чувства вины за совершённый грех”, - замечает С.Е.Джефферсон.
Знаменитый историк Кеннет Скотт Латуретт свидетельствует: “За Христом часто замечали ещё одну черту: отсутствие чувства Собственной греховности или ущербности… Весьма существенно, что Иисус, с Его острой чувствительностью к нравственным вопросам, Иисус, учивший Своих последователей просить о прощении грехов, не чувствует ни малейшей потребности в прощении для Себя Самого. Иисус никогда не обращается за прощением ни к Богу, ни к окружающим”.
В Нагорной проповеди можно найти всю биографию Христа. Каждый слог этой проповеди Он воплотил в Своих делах. Она представляет собой всего-навсего перевод Его жизни на человеческий язык.
Как пишет Генри Моррис, “если Сам Господь, воплощённый в Своём единородном Сыне, не следовал бы собственным высоким заповедям, то наши поиски истины и спасения были бы заведомо тщетными”.
Согласно Бернарду Рамму, “Иисус прожил самую благочестивую и святую из всех возможных жизней по единственной причине потому, что Он был воплощением Господа”.
Гриффит Томас добавляет, что “между Ним и Его Божественным Отцом ни на секунду не пролегло ни малейшей тени. Он был безгрешен… да и как же могло быть иначе, если Он был искупителем грехов человечества!”
“Чем лучше и святее человек, - читаем мы у Филиппа Шаффа, - тем острее он чувствует необходимость прощения и своё несоответствие собственному, достаточно несовершенному, идеалу. Однако Христос, с той же природой, что и у нас, подверженный тем же соблазнам, никогда им не поддавался, никогда не имел причины для сожаления о Своих словах или поступках. Он не нуждался ни в прощении, ни в обращении, ни в перевоспитании; Он всегда был в полной гармонии со Своим небесным Отцом. Вся Его жизнь была одним цельным актом самопожертвования во имя славы Божией и спасения всех людей на земле”.
“Я не знаю высшего, более искреннего и долговечного добра, чем то, что сиянием исходит от Иисуса Христа”, писал Уильям Чэннинг.
И, наконец, итог этим размышлениям находим у Уилбура Смита: