Бог огня

Слева по ходу медленно наплывал низкий перрон, который в кромешной темноте можно было скорее почувствовать, нежели увидеть. Наконец слегка посветлело, в скаредном желтом свете, сочившемся со стороны кургузого вокзального дома, тускло и маслено поблескивали рельсы соседнего пути. Где-то внизу раздался протяжный душераздирающий стон, точно вагону тупым ланцетом и без наркоза вскрывали брюшную полость и он выл от нестерпимой боли. Состав дернулся, клацнул сцепками и замер.

На лавочке у входа на вокзал неподвижно сидел пожилой человек в видавшей виды железнодорожной шинели и форменной фуражке с треснутым потускневшим козырьком. В уголке его рта висела давно потухшая папироса.

Старик никак не отреагировал на прибывший поезд, так и сидел, скрестив руки на груди, и смотрел в одну точку; его нисколько не занимали ни сам поезд, ни пассажиры, чьи голубоватые лица появлялись за пыльными стеклами, ни сутулый обходчик состава, звонко постукивавший молоточком по колесным механизмам, — он просто сидел, вперив пустой взгляд в пространство, и казалось, что это изваяние в путейской шинели пребывает тут вечно. Мимо шли поезда, люди с чемоданами и сумками, сменялись времена года, а он с мудрым равнодушием оставлял без внимания эти движения.

Б. О. провел минуты две в состоянии похожего транса.

— Что-то не так, — произнес он, обращаясь к своему тусклому отражению, висевшему в оконном стекле.

Он не особенно удивился, обнаружив черный чемоданчик под полкой. Он был готов его увидеть. Должен был получить.

Но только на той стороне пограничного кордона.

Это во-первых. Во-вторых, эта странная история в открытом ресторанчике. Ребят, которые осуществляли техническую сторону дела, он не знал, и его удивило то обстоятельство, что они оказались представителями известного охранного агентства. Впрочем, время от времени охранники подрабатывают на стороне — это ни для кого не секрет.

— Но почему их так быстро свинтили? — пробормотал он. — Прокололись? Вряд ли. Проколоться им было практически не на чем.

По логике вещей его должны были забрать вместе с ними.

Но почему-то не забрали.

По составу пробежала короткая дрожь. Б. О. резко вскочил со своего места, накинул пиджак, поднял полку, достал кейс и вышел в тамбур. Поезд тронулся. Проводница закрывала дверь. Б. О. мягко отстранил ее, шагнул вниз на лесенку, секунду постоял, держась за скобу, потом оттолкнулся — назад, против хода, — пробежал несколько шагов по инерции и уперся в металлическое ограждение на краю перрона. Глядя вслед сигнальным огням хвостового вагона, впитывавшимся в темноту, он тихо произнес:

— В нашем деле главное — вовремя соскочить.

А что касается девушки с металлическими губами, то она, проходя в этот момент по тамбуру, краем глаза заметила на уплывавшей в темноту платформе этого странного человека с туго стянутыми на затылке длинными светлыми волосами. И, вспомнив прикосновение его ладони, непроизвольно вздрогнула: из его руки сочился ледяной, антарктический холод. Такая ледяная рука встречалась впервые в ее практике, обширной и интенсивной, на протяжении которой она повидала столько мужских рук, что не смогла бы теперь даже приблизительно назвать их количество. Она была ночной бабочкой и работала на Тверской, где в один прекрасный день полгода назад ей сильно повезло: ее снял какой-то тучный армянин по имени Вартан, и с тех пор она находилась под его покровительством, не испытывая больше нужды ходить на панель. Собственно, Вартан и посадил ее в этот поезд, наказав сунуть под полку в третье купе маленький черный чемоданчик с наборным замком. Она все сделала, как просил покровитель, пока ребята закусывали в ресторане.

Девушка зябко поежилась, опять вспомнив холодную руку светловолосого — одну из сотен мужских рук, касавшихся ее тела, и вдруг тихо заплакала, потому что в памяти отчего-то всплыло воспоминание о другой ладони, мягкой и ласковой… Это было давно, когда она еще училась в медицинском училище и к ним в общежитие часто наведывались молодые люди из соседнего техникума. Был среди них мальчик с красивым тонким лицом, хрупкий, низкорослый, умевший восхитительно показывать карточные фокусы. Карты танцевали и порхали, исчезали и возникали прямо из воздуха в его ловкой, гибкой руке, и она отдалась ему однажды после танцев в Ленинской комнате (это унылое помещение использовалось населением общежития в порядке очереди для интимных встреч) на каком-то жестком столе, а потом у нее весь день ломило поясницу.

* * *

Проводив взглядом растворившийся в темноте поезд, Б. О. вернулся к зданию вокзала. Проходя мимо окаменевшего путейца, он помедлил, достал из кармана зажигалку, чиркнул, поднес ее к потухшей папиросе.

— Паршиво, когда даже прикурить не у кого.

Старик скосил глаза в сторону огонька и прикурил.

— Далеко тут до трассы? — спросил Б. О. Путеец сдвинул на затылок фуражку. Волосы у него были под цвет «беломорного» дыма, пепельно-желтые.

— Нет, — помедлив, подал он голос. — Через площадь направо, а дальше все прямо.