Бог огня

— Да, кстати, — остановил его патрон. — Подожди... Открой рот, закрой глаза. Пошире открой! — поощрительно кивнул Аркадий. — Учитывая то количество дерьма, которым ты меня сегодня с утра пораньше накормил, думаю, я имею право отослать тебе маленькую толику этого питательного продукта. Так сказать, от нашего стола — вашему столу. Ну... — Аркадий вплотную приблизился к своему заму. — Друг мой, — тихо начал он, — ты тут между делом упомянул про старые добрые времена, первые сети палаток, ростки капитализма... Так вот. Те несколько палаток, в районе Полянки... которые на заре своей профессиональной юности с твоей подачи спалил твой крестник... — Он помолчал, вертя пуговицу на пиджаке своего зама. — Они ведь входили в сеть, которую контролировал я.

Вартан разинул рот. Тяжело приподнял налившиеся вдруг свинцом веки. Патрон дружески пихнул его в плечо:

— Эй, отомри. Дела давно минувших дней. Кто старое помянет, тому сам знаешь.

— Вы мне никогда об этом не говорили, — с трудом после долгой паузы выдавил из себя Вартан и, разом сникнув, медленно и утомленно, словно день напролет таскал на себе мешки с цементом, развернулся на каблуках, спустился с веранды и, ссутулившись, побрел прочь.

— Эй, старый друг! — окликнул его патрон.

Вартан остановился и застыл, не оборачиваясь. Он стоял с видом человека, ожидающего пулю в затылок.

— Приятного аппетита! — мрачно бросил ему в спину седой, поднял руку и ощупал запонку, туго стягивавшую манжету.

* * *

Примерно в это же время на взлетной полосе одного из подмосковных аэродромов притормозил могучий грузовик. На водительском сиденье отдыхал человек лет шестидесяти и размышлял о том, что наконец-то можно расслабиться. Этот человек владел многим: деньгами, недвижимостью, связями, но никогда не задумывался о природе и назначении той власти, которой обладал. Просто иногда ему казалось: все, что сделано в жизни, сделано ради того, чтобы однажды утром сесть в свой "сааб" и поехать на подмосковный аэродром. Здесь он переоденется в спортивный комбинезон и направится к бетонке. У кромки взлетно-посадочной полосы его будет ждать поблескивающий свежей краской и надраенным никелем грузовик "мерседес", и он попинает носком ботинка скаты и погладит дверцу — жест крестьянина, приветствующего в предрассветных сумерках родную живую душу, корову или лошадь. Потом он усядется в водительское кресло, опустит руки на баранку, с минуту посидит, глядя на убегающий вдаль бетон, ни о чем не думая, но чувствуя, как по жилам начинает разбег кровь — новая какая-то, свежая, молодая. И вот сам он будто бы молод, здоров и силен, крепки лежащие на баранке загорелые руки, шевелюра черна и густа, а в уголке рта едко дымит первая утренняя "беломорина", а жизнь впереди большая, просторная, наполненная свежестью, солнцем, запахами цветущей липы, и ничто пока не маячит на горизонте: ни жесткий стул в зале суда, ни тюрьма, ни зона, ни все прочее, что было потом.

Стараясь удержать в себе ощущение этой свежести, просторности лежащей впереди жизни, он резко вдавливал педаль газа в пол... Что-то в этом было мистическое: легкий туман струился над полем, окутывая мощный грузовик, прогазовывавший на месте, словно в ожидании отмашки незримого стартера, и в плавающем, волнами катящемся по полю реве мотора, в резких плевках выхлопа чем дальше, тем больше начинало чувствоваться напряжение предстартовой лихорадки.

Но с кем он мог состязаться на пустой бетонке? И тем не менее неуловимый дух соперничества присутствовал: в том, как резко, надрывая силы мощного двигателя, машина уходила со стартовой точки, в том, как неслась она по бетону и в сотне метров от края полосы сбрасывала скорость, точно миновав призрачный финишный створ, воображаемая линия которого была видна, пожалуй, только одному водителю, — да, со стороны это могло казаться безумием, но, как известно, каждый сходит с ума по-своему.

Некоторое время машина, сдавленно урча и будто бы переводя дух после отчаянного спринтерского забега, стояла на месте, потом развернулась и медленно подъехала к краю летного поля, где под полосатым круглым тентом стоял столик с дымящейся чашкой кофе, пепельницей и стаканчиком с зубочистками.

Одно из двух плетеных кресел занимал изысканно одетый молодой человек в темном костюме. Холодным, равнодушным взглядом он следил за тем, как неподалеку притормаживал грузовик и задумчиво покусывал ноготь большого пальца.

— Мы с вами, кажется, договаривались, мой юный друг, — заметил водитель, усаживаясь в кресло и протягивая руку к чашке. — Это вредная привычка. Вы напоминаете школьника, не выучившего урок.

Молодой человек отдернул руку ото рта и сдержанно кашлянул в кулак. Сказать по правде, ему редко случалось не выучить урок. Школу он закончил с серебряной медалью, сразу поступил в университет на мехмат, потом получил гранд одного из американских университетов, учился, обзавелся степенью доктора, вернулся домой и вот уже в течение трех лет работал на человека, сидевшего напротив и неторопливо прихлебывавшего кофе.