Бог пива

– Точнее не бывает. При мне дело было, просто ужас-ужас какой-то!

Не ожидал… не ожидал, демон меня того-этого, от Елены! Бросить Небеса, карьеру свою дурацкую в канцелярии бросить – и меня искать на Земле… Да если бы знать, что она на это способна, я бы никогда… ну, или ее с собой бы взял… Нет, конечно, пусть она меня поищет, помучается, заслужила. Но как найдет – я Елену от себя не отпущу… и плевать на ее выходки, я тоже хорош!

– Эй, алё! – Энди помахал у меня перед глазами рукой. – Очнись! И перестань лыбиться как дурак! Я ее видел, и вот что скажу: лучше встретиться с десятком Ларсов, чем с одной такой богиней в ярости!

– Мальчишка! – крикнул я, хватая его в охапку и пускаясь в пляс. – Что ты понимаешь в любви! Дай я тебя расцелую!

– Отстань, извращенец, найди другой объект целования…

– Не хочешь целоваться?! Ну, тогда давай я тебя нарисую! – И я бросился наружу, к кострищу, за углем.

– Да угомонись ты, сумасшедший, не до рисования сейчас! – Энди выбежал за мной на порог.

– Счастья своего не понимаешь, дурилка братская. – Я набрал горсть холодных угольков, втолкнул Энди внутрь и потащил в центр, на освещенное место. – Внукам своим будешь хвастаться, что тебя Бьорн Нидкурляндский рисовал! Или продашь, чтобы старость себе обеспечить…

– Ну прекрати, ну успокойся, потом нарисуешь, – артачился Энди, но меня было не удержать.

– Встань ровно! – прикрикнул я на него. – Не вертись! На чем бы мне тебя…

Оглядевшись, я обнаружил на лавке деревянный поднос с мясом и какими-то овощами. Вывалив все с подноса, я перевернул его вверх ногами – поднос оказался отличный, ровный, из светлого ошкуренного дерева.

– Ну на постель-то зачем, мне же там спать…

– Помолчи пять минут! – попросил я умоляюще, делая первые штрихи. – Впрочем, можешь говорить, только стой спокойно и не двигайся…

– Блин…

– Ничего, постоишь, не развалишься! Спокойно – не значит по стойке смирно, а ну-ка, ссутулься обратно и руки в карманы засунь…

– Нет, вы, боги, все какие-то ненормальные, – сказал Энди, доставая из-за пазухи большую черную трубку. Затем, словно ярмарочный шарлатан, добыл из предмета, зажатого в кулаке, огонек, раскурил трубку и окутался клубами дыма. – Я хотел посоветоваться, как бы домой попасть…

– Ненормальные, – прошепелявил я, как обычно во время работы забывая следить за собой и закусывая нижнюю губу. Елена вечно ругалась, что некрасиво губу закусывать… – Посоветоваться…

Энди глубоко вздохнул и замолчал. Я работал. Постукивание уголька успокаивало.

Разумеется, хорошую картину на вдохновении не нарисуешь. Хорошая картина рисуется на упрямстве и ремесленном мастерстве, рисуется долго, и еще дольше придумывается. Но иногда на меня накатывало, и я делал маленькие наброски в каком-то экстазе, и именно из этих набросков потом вырастали лучшие вещи. Кроме того, после того, как выяснилось, что я сын Одного, и начал тренировать способности бога, – работа странным образом сильно ускорилась. Когда меня охватывал азарт, любое дело начинало спориться… Я надавил слишком сильно, уголек рассыпался, я схватил с лавки следующий. Освещение неудачное, огоньки в светильниках дрожат, сквозняки, свет мечется; но и эффект интересный из-за этого…

– Ну, долго еще? – тоскливо спросил Энди.

– Почти уже… Будет время и холст, маслом перерисую, – пообещал я. – Вот, смотри.

– Ну, вроде похож, – скучающим тоном сказал Энди, вглядываясь.

Я молча пил пиво.

– Черт, здорово у тебя выходит! – добавил Энди, постепенно оживляясь. – Рулез, ей-богу, рулез! Вылитый я, живой, не застывший… Ну, слов нет! Проклятье, да как ты это делаешь?!

– Мастерство не пропьешь, – сказал я, отложив флягу и заглядывая ему через плечо. – Дай-ка, я тут тень, на колене, подправлю…

Я взял уголек, дотянулся до наброска и сделал недостающий штрих. Нарисованный Энди отдернул ногу, действительно обрел объем и плоть, замахал руками и соскользнул с подноса.

– Лови! – крикнул я. – Разобьется!

Энди настоящий дернулся и поймал Энди нарисованного у самого пола за шиворот.

– Как это понимать? – ошарашенно спросил он.

– А понимать это так, что свершилось! – ликуя, крикнул я. – Нет, сегодня положительно моя ночь! Только величайшие боги древности умели рисовать оживающие картины, но чтобы у кого-то ожил угольный набросок – такого еще не бывало! Сегодняшняя ночь войдет в историю, и ты прославишься вместе со мной, дружище!

Нарисованный Энди ловко извернулся, цапнул Энди настоящего за ладонь, шлепнулся на пол, лавируя между лопухами, добежал до стены и выскользнул наружу, нырнув сквозь дыру в бревнах.

– Что это было? – промычал Энди, засунув укушенный палец в рот. – Я?

– Ну, не совсем ты, – засмеялся я. – Твой маленький образ.

– Нет, ты погоди, – сказал Энди угрожающе, – что значит – мой маленький образ? Такой же, как я, только маленький?!

– Не такой же, а всего лишь подобный, – успокоил я, но Энди не успокоился.