Бог подстав и я

Кажется, этот загадочный Паша сказал что-то неприятное. На мгновение у Германа изменился взгляд. Я насторожилась. Но почти сразу лицо его вновь стало безмятежным.

– Я же предупреждал, – мягко сказал он. – Ты разочаровал меня. Нет, извинений недостаточно. Ты знаешь, что делать.

После этих слов я снова напряглась. И опять расслабилась, услышав продолжение разговора.

– Готов? Садись и пиши: «Я так больше не буду». Или нет, подожди. Она пусть решит. Так будет справедливо.

Герман положил телефон на стол и поставил его на громкую связь.

– Скажи, что ему написать, – велел он мне. Я немного растерялась. Азаллам о таком не предупреждал. Видимо, Герман снова принял спонтанное решение. Впрочем, особенно опасным оно не выглядит. Попробую просто выполнить то, что у меня просят. Очевидно, требуется сказать фразу, которую парень должен будет несколько раз написать в тетрадке или в блокноте в качестве наказания. Как нерадивый ученик в школе. Впрочем, жалеть я его не собиралась. Очевидно же, что он сказал Герману что-то плохое про меня.

– Пусть будет так: «Я не должен говорить гадостей про девушку друга», – решила я.

– Ты слышал? – уточнил Герман.

– Да, – раздался хриплый голос из динамика.

– Тогда выполняй. Потом покажешь грудь.

И Герман нажал на сброс. А я застыла от страшной догадки.

– Причём тут грудь? – мой голос сорвался. – Он что, на груди писать это будет?

– Да.

– Ручкой?

Герман посмотрел на меня долгим взглядом и очень серьёзно сказал:

– Он посмел обидеть тебя. Ты не должна его жалеть.

Я почувствовала себя так, словно меня ударили под дых. Я поняла. Ну какая, к чёрту, ручка! С их культом шрамов! В лучшем случае речь идёт о тонком лезвии или о чём-то в этом роде. Ох… Я выбрала такую длинную фразу… Меня неожиданно затошнило.

Герман молчал. Он ждал моей реакции. Я вдруг поняла, что сейчас один из тех моментов, которые можно назвать решающими. Он открылся мне, показал себя настоящего, и теперь я должна была отреагировать правильно.

Как там Аз говорил? «Даже если при тебе он будет делать кому-то больно, ты должна будешь демонстрировать, что ты на его стороне».

Наверное, следовало сказать что-то вроде: «Ты прав, твой друг это заслужил», но я попросту не могла себя заставить такое произнести. Понимание того, что я, пусть и не по своей воле, заставила человека причинять себе боль, буквально ошеломило меня.

Герман продолжал смотреть на меня. Я вдруг поняла, что он прекрасно видит мои переживания. Можно ничего не говорить, он всё равно уже получил ответ. Я снова всё испортила. Вряд ли его идеальная женщина повела бы себя именно так. Ведь она должна полностью разделять его чувства. Я всё-таки попыталась взять себя в руки и пролепетала:

– Т-ты прав. Он заслужил… – горло перехватило. – Просто я ни разу не… наказывала…

Внезапно я поняла, что вот-вот разрыдаюсь. А этого делать никак нельзя! Из последних сил я выдавила:

– Прости, мне надо… отлучиться.

К счастью, он не стал меня останавливать. Я вышла из кухни, ощущая, как противно дрожат колени, подхватила в прихожей сумку и пошатываясь двинулась к одной из белых дверей, предположив, что это туалет. Это оказалась ванная, туалет обнаружился рядом. Я вошла туда и закрылась на шпингалет. Не с первой попытки сумела достать шар.

Аз меня уже ждал. Первое, что я увидела, – это его обеспокоенное лицо прямо напротив своего. Вот только в этот раз я и не подумала протестовать.

– Аз… – проговорила, ощущая, что меня трясёт всё сильнее. Зубы глухо клацали. А в следующий момент я оказалась в его объятиях.

– Тише, тише, – жарко зашептал он. – Ничего ты не испортила. Линия почти не изменилась. Если и размылась, то чуть-чуть. Так что сейчас ты вернёшься и всё легко исправишь. Скажешь, что никогда раньше тебе не приходилось бывать в роли судьи, выносящего приговор. Что это непросто и тебя переполняют чувства. Он примет это. Он и не ждал от тебя радости или удовлетворения. Наоборот! Для него этот момент тоже волнительный, он считает, что, осуществляя наказание, как бы очищает человека через боль, делает его лучше. Это не развлечение для него, хотя удовольствие он от этого определённо получает. Ведь в эти моменты он ощущает себя кем-то вроде бога.

Азаллам отстранился. Я выпустила его неохотно, понимая, что меня вот-вот отправят обратно. А ведь я ещё даже и не начала успокаиваться. При мысли, что мне придётся вновь общаться с Германом и держать лицо, хотелось забиться под стол, на котором я в настоящий момент сидела. И фиг меня оттуда выцарапают. Аз ведь не может силой выкинуть меня из шара. А возможность замёрзнуть насмерть сейчас воспринималась не как угроза, а как избавление.

– Ты должна прийти в себя, – как-то глухо сказал он. Внезапно я поняла, что он злится. Неужели его так взбесила моя истерика?

– Я не злюсь, – отрезал демон. – Будь моя воля, я бы сам тебя не отпустил! Понимаешь? Но я бесполезен!