Бог располагает!

Юлиус и Самуил удалились в кабинет, оставив Фредерику с Лотарио. Увы! То было уединение втроем.

Присутствие г-жи Трихтер заметно стесняло молодого человека. В эту минуту, когда письмо еще так недавно было написано, у него не хватало духу говорить о материях обычных. А как заговоришь о том, что было сказано в письме, при свидетеле?

Но, с другой стороны, когда еще представится подобная возможность? Если ее упустить, как знать, удастся ли еще когда-нибудь поговорить с Фредерикой в отсутствие г-на Самуила Гельба? Можно ли быть уверенным, что он хоть увидит ее снова? И потом, ужасная тревога, сжимавшая ему грудь при мысли о том, какое впечатление произвело его письмо, пересиливала все соображения и страхи. Он решился заговорить.

— Мадемуазель, — произнес он взволнованным голосом, — для меня было большой неожиданностью и огромной радостью увидеть вас здесь. Но моя радость была бы еще больше, если бы вы соблаговолили позволить мне воспользоваться этой нечаянной встречей, чтобы завести речь о том единственном, что занимает мое сердце.

— О чем же вы хотите говорить, сударь? — спросила Фредерика несколько холодно и принужденно.

— Я надеюсь, мадемуазель, что вы догадываетесь, о чем, — насилу выговорил, едва ли не пролепетал Лотарио.

— Уверяю вас, сударь, что решительно ни о чем не догадываюсь.

— Значит, вы не получили письма, которое я взял на себя смелость послать вам?

— Я получила ваше письмо — в нем вы просите меня благосклонно отнестись к чему-то, о чем господин Самуил Гельб должен посоветоваться со мной.

— И он посоветовался?

— Он не счел нужным советоваться со мной по поводу сообщения, не имевшего никакого отношения ко мне.

— Не имевшего отношения к вам? — вскричал юноша в изумлении.

— Господин Самуил Гельб так мне сказал.

— А он показал вам письмо, которое я ему отправил?

— В этом не было смысла, так как оно меня совсем не касалось.

— Оно только вас и касалось! — вознегодовал Лотарио. — Я умолял господина Самуила Гельба о позволении быть принятым в его доме, дабы… я хотел… словом, я хотел просить у него вашей руки.

Фредерика побледнела. Значит, Самуил ее обманул! Предчувствия, томившие ей сердце, не лгали. Ликование волной поднялось в ее душе, затопляя все.

Но она тотчас опомнилась, и память шепнула ей, что она дала слово Самуилу.

Ей вспомнилось, что она более не свободна, она связана обещанием с человеком, которому обязана всем, вплоть до самого своего существования в этом мире.

— Спасибо, господин Лотарио, — произнесла она, с усилием преодолевая переполнявшие ее чувства. — Благодарю вас за то, что вы, богатый и знатный, думаете о бедной девушке без имени и состояния, тогда как могли бы выбирать среди самых прекрасных и богатых невест. Я глубоко тронута этим, уверяю вас. Уединение, в каком я жила до сих пор, делает для меня подобный знак уважения более драгоценным и значительным, чем для любой другой.

— И что же?

— Однако, какие бы чувства ни вызвал у меня ваш поступок, я должна остановить вас при первом же шаге к иллюзии, ибо превратить ее в реальность не в моей власти.

— Как?! — вскрикнул Лотарио.

— Я не свободна, господин Лотарио. Я никогда не смогу стать вашей, поскольку уже не принадлежу себе самой.

— Я этого ожидал! — произнес удрученный Лотарио.

Крупные слезы навернулись на его глаза, и Фредерика поспешно отвела взгляд, словно боясь, как бы самой не поддаться порыву чувства.

— Не сердитесь на меня, — прошептала девушка.

— За что мне сердиться на вас? — отвечал Лотарио. — Разве вы виновны в том, что не можете полюбить меня?

— Речь идет не о любви, — возразила Фредерика. — Я бы полюбила вас, но я уже несвободна.

— О, что до меня, я верю во всесилие тех, кто любит, — возразил Лотарио. — Когда чего-то воистину желаешь, все можно преодолеть, препятствий не существует.

— Существуют, — печально откликнулась она. — Есть священные обязательства, признательность, есть долг, который должен быть оплачен. Но поверьте: я никогда не забуду того, что вы хотели для меня сделать. Вблизи или вдали я всегда останусь вашей любящей сестрой.

— И женой другого, — пробормотал Лотарио.

Фредерика опустила голову, не находя более слов, чтобы развеять его печаль, которую, может быть, и сама разделяла.

— Ах, так и должно было случиться, — вздохнул Лотарио. — Мне всегда не везло. Мой отец умер вскоре после моего рождения, мать скончалась так рано, что я даже не успел ее запомнить. И вот, как будто утратить мать было недостаточно, теперь мне суждено потерять вас.

— Господин Лотарио!.. — вскричала Фредерика, бросаясь к нему в порыве, принятом ею за сострадание, но, надо полагать, что порыв этот был чем-то большим.

Возможно, она сказала бы ему еще что-нибудь. Но тут в комнату вошли Самуил и Юлиус.

Самуил быстрым взглядом окинул Фредерику и Лотарио.

«Отлично! — сказал он себе, заметив унылую физиономию молодого человека. — Я не просчитался: она отняла у него всякую надежду. Впрочем, от госпожи Трихтер я узнаю все, о чем тут говорилось».

За время короткой беседы двух молодых людей Юлиус со своей стороны успел поведать Самуилу обо всем.