Раб потер засаленную челку, снова набрал ведро и выплеснул на палубу. Мамиллий и Фанокл, которым грязная вода намочила ноги, возмутились, но их голоса заглушил треск лопающейся веревки. «Амфитрита» нырнула носом в воду, накренилась и громко хрустнула, как будто ее древесный каркас раскусили металлические зубы. На палубу обрушился поток воды с небес — воды, полной обломков, грязи и масла. Мамиллий присел, от страха не в силах даже выругаться. Вода прекратила литься сверху, но накрыла обоих по пояс. Тал изрыгал клубы пара, словно до крайности разгневался. Вскоре вода ушла, палубы засверкали чистотой, а рокот порта стал неистово громким. Мамиллий наконец обрел дар речи и исторг проклятие; его шляпа теперь напоминала коровью лепешку, а грязная одежда липла к телу. Затем юноша умолк, глядя на место, где они недавно стояли. Краб снес шесть футов фальшборта, вырвал доски из палубы и обнажил треснувшие бимсы. Огромный канат спускался с реи триремы за борт, в водоворот зловонной желтой грязи. На триреме завязалась потасовка; среди дерущихся были и солдаты, орудующие рукоятками мечей. Из самой гущи вырвался какой-то человек, доковылял до причала, поднял массивный камень и швырнул через стену порта в море. Наконец драка стала успокаиваться. Два императорских стража колотили по головам без разбору.
Под слоем грязи лицо Мамиллия побелело, как полотно.
— На меня еще никогда не покушались.
Фанокл с разинутым ртом пялился на разбитый фальшборт.
Юношу начала бить дрожь.
— Я никому не делал зла.
На палубу проворно запрыгнул капитан триремы.
— Что я могу сказать, повелитель?
Неистовый рокот порта не утихал. Казалось, с берега, из-за обманчиво безмятежной морской глади на Мамиллия смотрят тысячи глаз. Он лихорадочно замотал головой. Дрожь не унималась.
— «Амфитрита» искалечена, — беспомощно произнес Фанокл.
— Да будь проклято твое мерзкое суденышко…
— Повелитель, раб, перерезавший канат, утопился. Мы пытаемся найти зачинщика.
— Олойто! — воскликнул Мамиллий.
Высказанное вслух ругательство подействовало, как предохранительный клапан, и дрожь сменилась рыданиями. Фанокл поднес трясущиеся руки к лицу и стал их внимательно разглядывать, словно ожидал обнаружить на них ценные сведения.
— Это просто несчастный случай. На днях меня чуть не пришибло доской. Мы ведь живы.
Капитан отдал честь.
— С вашего позволения, повелитель.
Он убежал на трирему. Заплаканный Мамиллий повернулся к Фаноклу.
— Откуда у меня враги? Лучше бы я умер.
Теперь он ощутил, что в мире нет ничего безопасного и надежного, кроме загадочной красоты Ефросинии.
— Фанокл, отдай мне свою сестру.
Фанокл отнял руки от лица.
— Мы свободные люди, повелитель.
— Я хотел сказать в жены.
Фанокл хрипло вскрикнул.
— Это уже слишком! Доска, краб, теперь еще это!..
Мамиллий почувствовал, что проваливается в ад, рокочущий и добела раскаленный. В небе прогремел гром.
— Без нее я не в силах жить.
— Вы даже не видели ее лица, — пробормотал Фанокл, глядя на Тала. — А еще вы — внук Императора.
— Он исполнит любое мое желание.
Фанокл окинул его сердитым взглядом.
— Сколько вам лет, повелитель? Восемнадцать или семнадцать?
— Я мужчина.
Фанокл скривился.
— По закону я считаюсь взрослым. — Мамиллий стиснул зубы. — Прошу прощения за слезы. Я испытал сильное потрясение. — Он громко икнул. — Прощаешь?
Фанокл окинул его взглядом.
— Чего вы хотите, кроме прощения?
— Ефросинию.
Фанокл нахмурился.
— Мне трудно объяснить, повелитель…
— Ни слова больше. Поговорю с дедом. Он тебя переубедит.
Из туннеля послышался шум — солдаты салютовали Императору.
Правитель шагал довольно резво для своего возраста. Впереди шел глашатай.
— Дорогу Императору!
Кесаря сопровождали страж и несколько женщин под вуалью. Мамиллий в панике заметался по палубе, но женщины отделились от группы мужчин и выстроились у стены порта. Фанокл поднес к глазам сложенную козырьком ладонь.
— Он привел ее с собой.
Капитан триремы суетился вокруг Императора, что-то объясняя на ходу, а тот глубокомысленно покачивал седой головой. Император взошел по трапу на трирему, пересек палубу и посмотрел вниз на диковинный корабль. Среди портовой черни статная фигура старика в белой тоге с пурпурной каймой отличалась исключительным благородством. Отказавшись от предложенной руки, властитель ступил на палубу «Амфитриты».
— Не трудись рассказывать о крабе, Мамиллий. Капитан уже все мне объяснил. Поздравляю тебя с чудесным спасением. Разумеется, Фанокл, и тебя тоже. Испытание придется отменить.
— Но Кесарь!..
— Видишь ли, Фанокл, сегодня вечером меня не будет на вилле. Я испробую твою скороварку в другой раз.
Фанокл снова открыл рот.
— Собственно, — благодушно сказал Император, — в это время мы будем в открытом море на «Амфитрите».
— Да, Кесарь!
— Не уходи, Мамиллий. Есть новости. — Он умолк, вслушиваясь в голоса на берегу. — Народ меня не любит.
Мамиллий снова затрясся.
— Меня тоже. Даже убить пытались.
Император горько улыбнулся.
— Рабы ни при чем, Мамиллий. Мне кое-что сообщили из Иллирии.
Перепачканное лицо юноши исказилось от ужаса.
— Постум?