В середине второй недели они вышли на равнину, степь, продуваемую вдоль и поперек. Кое-где одинокими стражами стояли могучие амаки. Темно-красные клочья мертвой травы-ползуна или бродячей травы лежали неподвижно, сначала иссушенные зноем, а потом убитые морозом. Коричнево-черная земля, блеклое небо в редких мазках облаков и колючий, пронизывающий, неутомимый ветер, дующий круглосуточно. Самой трудной частью пути для Богдана оказалась именно эта. Тем не менее, преодолели и равнину. Сначала появились редкие кустарники некриции, потом искривленные глазастые деревца, чередующиеся с густыми зарослями кам-кама по берегам озер. Мягкие стебли этого растения гнулись, но не ломались под порывами ветра. Они сплетались в сплошную непролазную стену при помощи длинных гибких усиков и белесой массой застывали до весны.
На исходе недели караван вошел в смешанный лес. Тракт пролегал прямо через него. Ветер утих, зато изредка срывался мелкий снежок. Снова выглянуло солнце, потеплело, да и ночевки у костра стали куда приятнее. Нарубив листьев тои, путники устраивали роскошные ложа вблизи могучих деревьев.
В последнюю ночь, проведенную у подножья огромной тои, Богдану приснилось круглое озеро. В нем купалась какая-то девушка. Ему все казалось, что это Эмилия…
Богдан проснулся, когда едва посерело, а заснуть больше так и не смог. Он закутался в плащ, сел у костра и грустно щурился на оранжевые языки пламени. Охранник косился на него, но молчал, меланхолично продолжая поджаривать кусочек хлеба из исмаи.
К полудню того же дня они достигли северных ворот Тшабэ.
Богдан в точности выполнял инструкции старика, но рука его лежала на ноже, а взгляд ощупывал пространство. Чувства были обострены до предела, каждая мышца напряжена. Он единственный волшебник в караване и поэтому в любом случае выделяется. Богдан остановился слева от арки и почти сразу увидел паренька. Значит ли это, что глава говорил правду?
Худой подросток в грязно-коричневом плаще и с неожиданно богато выполненным серебряным амулетом на груди внимательно изучал его. От взгляда странных оранжевых глаз Богдана передернуло изнутри. Он сообразил, что перед ним — оно. Шантиец.
Паренек тем временем особым образом сложил ладони и ждал реакции. Богдан долго тренировал этот жест, пока не довел до автоматизма, потому без труда узнал. Пытаясь справиться с внезапно охватившим его волнением, он повторил сплетение пальцев и улыбнулся, как надеялся, дружелюбно. Шантиец уверенно направился к нему и, остановившись в шаге, почтительно склонил голову.
— Приветствую в городе света!
Богдан снова посмотрел в оранжевые глаза паренька и ощутил странное, почти необъяснимое чувство сладкого ужаса и оцепенения. Как будто должен был сейчас прыгнуть в пустоту.
Он испугался этих мыслей и быстро, чуть сбивчиво проговорил:
— Я недавно прибыл с островов. Мне ничего больше не нужно объяснять?
Шантиец кивнул и поманил его за собой. Богдан с облегчением принял приглашение. Куда проще быстро идти по узеньким улочкам, всматриваясь и вслушиваясь, нежели испытывать острую неловкость общения.
Когда они вышли к храму — постройки волшебников в разных городах оказались схожи между собой, — парень подвел его к почти незаметному со стороны боковому входу. Богдан попытался найти слова, чтобы хоть немного разрядить атмосферу. Он не мог понять, откуда на него свалилось столь редкое косноязычие. Спросил, увидит ли проводника вновь, поинтересовался именем. Услышав в ответ «Келан», представился сам, совершенно позабыв, как на их языке звучит его имя. Паренек удивился, испуганно и с восторгом взглянул снизу вверх, а потом напомнил Богдану, зачем, собственно, он прибыл, заговорив об упавшей звезде. Богдан собрался с мыслями и уже уверенно последовал в храм за проводником.
Его ждала, как он надеялся, скорая встреча с Кристианом.
Я стояла, облокотившись на леера — все-таки запомнила чудное для себя название, — и смотрела на воду. Давно стемнело, качка усилилась к ночи, но чувствовала я себя все же неплохо. Поднялся небольшой ветер. Он освежал, швырял в лицо соленую водяную пыль. Небо стало темно-фиолетовым, глубокого, насыщенного тона, но сохраняло пока яркость. Час-полтора и стемнеет окончательно, краски потускнеют, тени нальются угольной чернотой. Пока же еще можно наслаждаться, представляя в сладких мечтах, что враги далеко, а я в безопасности…
Сплошной самообман.
На самом деле появилась серьезная проблема. Незаметный еще пару недель назад живот внезапно стал увеличиваться буквально на глазах. Оказывается, ребенку-то уже почти четыре месяца. На рахит больше не сошлешься, и скоро даже виртуозное владение техникой драпировки не спасет. Тянуть время, пытаясь держать волшебника в неведении? Но когда скрывать будет уже невозможно, что тогда? В обозримом будущем возможности попасть к лекарю нет. Практический опыт в этой области у меня тоже отсутствует. Да, сейчас бы очень пригодился совет отца или его помощь. Вот уж кто точно знал… Но жевлар далеко, и его жизнь, кстати, зависит от меня.
Хотелось разрыдаться от бессилия!