Бог Солнца в поисках... суррогатной матери

Он оставался совершенно неподвижным, его лицо было направлено в сторону полуденного солнца.

— Ник, нам нужно поговорить.

Никакого движения.

— О, молчишь. Понимаю. Большой плохой Бог солнца собирается игнорировать маленького надоедливого человека. Ну, так вот, у меня для тебя новости: мы еще не закончили, и я не собираюсь убегать, как робкая обезьянка. — Я лучше бы трахнула тебя, как маленькая грязная обезьянка — даже, если ты и Бог.

Тишина.

— Хорошо. Отлично. — Я стянула футболку и джинсы, оставив на себе черный лифчик и трусики, и зашла в воду, прямо к нему.

— Я не уйду, пока мы не поговорим. Но теперь, когда я завладела твоим божественным вниманием, хочу сказать, что я крайне разочарована. Я имею в виду, что узнала о существовании реальных, настоящих богов, живущих на планете — но вместо нирваны — от впечатления, когда чувствуешь озарение и вдохновение, я чувствую только грусть. Хочешь знать почему?

Я на мгновение замолчала, но он не ответил.

— Это «да»? Хорошо, потому что я собираюсь рассказать тебе. Ты самый потерянный человек, которого я только знаю. Серьезно, кто будет чувствовать себя поразительным существом высшей формы, если даже не может сражаться за то, что хочет. Фактически, он похож на собаку, которую гнали и пинали под зад. Побежденный. Не пойми меня неправильно. Я думаю, ты весь такой прямо секси и я тебя сильно хочу, но, приятель, ты слишком краток, что касается вдохновения?

Медленно, Ник поворачивается и встает, возвышаясь надо мной, и смотрит вниз.

Внезапно я почувствовала себя подобно муравью, которого вот-вот раздавят. Не то, чтобы я когда-либо покажу это ему.

— Ты закончила? — Его практически полупрозрачные глаза сверлили меня.

Я сделала шаг вперед, отойдя от края бассейна и балансируя на цыпочках, я встретила его угрюмый взгляд.

— Хм. Дай подумать… Нет. — Я ткнула пальцем в его голую грудь. — Просто, горяч, как пламя ада, большой парень.

— Достаточно! Тебе двадцать пять и ты смертная. Ты не понимаешь вселенную. Я, однако, существовал на протяжении семидесяти тысяч лет. В результате я знаю, как не потратить время впустую, плача и жалуясь на то, что уже нельзя изменить. Это не поражение. Это — мудрость!

Я фыркнула и снова ткнула пальцем ему в грудь.　

— Да неужели? Но ты же уже сказал, что всего не знаешь, так что, как ты можешь знать о своей жизни — существовании, все равно — и ее переменах? Лично я думаю, ты боишься — боишься попробовать. Может быть, даже боишься потерпеть неудачу, потому что твое раздутое эго просто с этим не справится.

— Ты сейчас говоришь о моем месте во Вселенной или о нас? — едко спросил он.

Я мгновение переваривала его вопрос. Потом я заметила, что наши тела слегка прижаты друг к другу. Крошечные искры порхали по всему моему телу.

— Д-д-дааааа. На самом деле, я говорила о нас, — ответила я скрипучим голосом.

— А я упоминал, что, скорее всего, существование Пиел ускоряет наше вымирание? Это правда. Боги черпают энергию из жизненной силы вселенной, и чем дальше мы все выходим из ее естественного состояния, тем увеличивается вероятность того, что мой вид заболеет так же, как Чаам.

И если это произойдет, у человечества не будет шанса. Нет. Я так понимаю, об этом ты не задумывалась в свои двадцать пять лет, Пенелопа Трюдо? — он прищурился. — Никогда не путай эго с мудростью.

— Ты думаешь, что моя жизнь способна уничтожить мир?

Он отвел глаза и немного отступил назад.　

— Мы не уверены, что ты Пиел, но да. Они не должны существовать, потому что боги и люди не могут порождать потомство. Это… неестественно.

— Тогда зачем Симил пыталась заставить нас… ну ты знаешь? — спросила я.

Он бросил на меня холодный взгляд.　

— У нее другое мнение.

Озарение зажгло над головой лампочку, как в мультиках!

— Итак, Симил использовала меня, чтобы доказать свою точку зрения.

— Да. Но она потерпела неудачу. Потому что, в конце концов, ее точка зрения не изменит реальность, — сказал он.

Сейчас над моей головой зажглась целая гирлянда: возможно Симил не была такой уж сумасшедшей. Ладно, это маловероятно, она явно, определенно чокнутая. Но дело в том, что у нее и у Кинича на эту тему были четкие свои убеждения, и даже, если бы Кинич и хотел меня, он бы не отступил. Его эго не позволило бы ему этого никогда.

Ну, у мужчины есть одна часть, которая сильнее его эго…

Он не отвел горячего взгляда, когда я наклонилась и прижалась грудями к его торсу.　

— Но что, если она права? — прошептала я. — А что, если и твой брат прав? — Я оставила легкий поцелуй на его плече. — Может быть, я именно та перемена, которую ты так ждал.

— Боги и лю-люди, — пробормотал он, — несовместимы.

Я провела губами по выпуклой груди, чуть выше сморщенного соска.　

— Тогда почему ты любишь меня?

Ник внезапно схватил меня за плечи и наклонился, что наши носы практически соприкасались, а между губами оставался лишь дюйм.　

— Кто сказал, что я люблю тебя? — прорычал он.

Я подмигнула.

— Мудрость, малыш.