Бог Солнца в поисках... суррогатной матери

Было еще темно, но так как я оставила шторы не задернутыми, мою комнату освещал слабый свет уличных фонарей.

Он потянулся и смахнул волосы с моего лба.　

— Не важно. Важно, чтобы ты меня выслушала. — Его глубокий голос окатил меня, как успокаивающая тропическая волна.

Я что-то хотела сказать. Это….

Я почти забыла.

Он прикоснулся к моей щеке, а когда смотрел мне в глаза, выражение его божественно красивого лица было нечитаемым. Теплота. Подозрительность. Принятие и решимость.

Я о-о-о-очень смутилась. Я внутренне вздохнула, когда мой разум расплылся в лужу странного блаженства.

— Пенелопа, пожалуйста, сосредоточься, — ласково сказал он.

Я молча кивнула.

— Хорошо, — прошептала я.

Почему я не могу думать ясно?

— Ладно, — сказал он. — Потому что ты не все продумала правильно. Не все в жизни абсолютно, дорогая.

Он назвал меня «дорогой». Мне понравилась, как это прозвучало.

— Не абсолютно? — спросила я.

Он провел пальцем по моему подбородку.

— Нет. Вот почему ты должна ясно мыслить. Вот почему ты должна прийти ко мне.

— Увидеть тебя. Ах-ах, — ответила я, чувствуя как мой разум заволокло туманом перенасыщенным гормонами.

Он склонился и прижался своими губами к моим. Душераздирающей всплеск эйфории взмыл через мое тело. Я хотела его каждой клеточкой тела, каждой молекулой кислорода в крови, каждым ударом сердца. Я никого так не желала, как его; его прикосновений, или его сладкого, насыщенного экзотического аромата, который заполнил мои легкие.

— Ах. Теперь ты понимаешь. — Он тихо искренне усмехнулся.

Визг будильника пронзил мои уши и встряхнул, словно дефибриллятор, к жизни. Я моргнула и поняла, что лежу лицом вверх около кровати.

Я сжала кулак на груди, пока адреналин подпитывал мое трепещущее сердце.　

— Сукин сын! — с придыханием, сказала я. — Какого черта это было?

О, здорово. Теперь я разговариваю, совсем как та сумасшедшая.

— Ты в порядке Пенелопа?

В дверном проеме появился худощавый силуэт моем мамы в пижаме.

— Должно быть, упала с кровати, — ответила я.

Она включила свет, от чего я вздрогнула.

— О, Пенелопа, — вздохнула она. — Ты выглядишь, словно сутки не спала. Я же говорила, больше никаких двойных смен.

Я улыбнулась.

— Высплюсь на том свете.

Она не рассмеялась над моими словами.

— Прости. — Я повернулась и поползла обратно в кровать, плюхаясь лицом вниз. — У меня много всего на уме.

— Знаешь, детка, — кровать прогнулась, когда мама легла рядом со мной, — я давно уже хочу поговорить с тобой обо всем. Обо мне.

Я перевернулась на спину.

У мамы вьющиеся белокурые волосы, карие глаза, налитые кровью, говорящие о ее истощении, и ее поза — поникшие плечи и низко склонившаяся голова — попахивало тем, что она сдалась.

Ну, возможно она сдалась. Но не я. Пока нет.

— Пенелопа, я не могу позволить тебе жертвовать своей жизнью ради меня. Я твоя мать. Я должна заботиться о тебе. А не наоборот, дорогая.

Я пробормотала несколько гневных слов и встала, чтобы собрать вещи на целый день. Я знала, о чем пойдет речь: о запасном плане. Я слышала его уже раз пятьдесят и пятьдесят раз опровергала разными способами.

У нее есть двоюродный брат, знахарь из Калифорнии, который приглашал ее на лечение. Хотя вероятность успеха крайне низкая, это мне подходило.

Но она не хотела, чтобы я ехала с ней и это просто смешно. Она настаивала, чтобы я осталась в Нью-Йорке и жила своей жизнью: подала бы заявление на финансовую помощь, окончила школу и завела бы парня… в общем, чтобы жила. Что она действительно имела в виду, так это тихо умереть подальше от меня.

Я уставилась на ее лицо. Несмотря на впалые щеки и темные круги под глазами, она все еще выглядела молодой с едва заметными морщинками. В полном здравии она смогла бы сойти за мою сестру.

Она красивая и сильная, и я любила ее всем сердцем, поэтому ляпнула:

— У меня есть деньги. Частный грант.

В ее глазах появились слезы.

— Но как?

— Это один из тех благотворительных фондов. Извини, что не сказала вчера вечером, когда узнала, но ты уже спала. И я не хотела тебя будить.

Она обняла меня с такое силой, какую могло только позволить ее слабое тело.　

— Я люблю тебя, Пенелопа. Ты действительно — ангел. — Она отстранилась. — Чуть не забыла! У тебя ведь день рождение. Теперь для празднования у нас есть два повода.

Тьфу. Ненавижу отмечать свой день рождения. Одна из моих причуд. Мысль о том, что я стану старше, заставляла чувствовать меня… старой. И теперь, когда я снова должна встретиться с Симил, убило окончательно желание праздновать.

Мама вышла из комнаты и вернулась с маленькой коробочкой в руках.　

— Надеюсь, тебе понравится.

— О Боже, откуда у тебя только силы покупать мне подарки? — И если действительно подумать, то откуда.

Я развернула красную блестящую бумагу, в которую была завернута коробка. Внутри лежало маленькое серебреное колечко с крошечным черным кабошоном.

— Тебе нравится? Я купила его в антикварном магазине. Женщина сказала, что он принесет тебе удачу.

Он был прекрасен.

— Я буду носить его, не снимая.

Глава 4