Бог Света

Она стояла на бугре, подняв обнаженные руки над головой и соединив кончики пальцев. Глаза ее были полузакрыты, ее единственная одежда — длинная черная вуаль — шевелилась на белом сверкающем теле.

Тут он понял, что она приняла свой божественный вид и, вероятно, готова воспользоваться своею властью.

Задыхаясь, он шагнул к бугру перед ней, она кинула вуаль ему в лицо, и он услышал ее смех — где-то в безмерной ночи, которой она окутала его.

Ночь черная, беззвездная, безлунная, без единого проблеска, без искорки откуда бы то ни было. Ночное время, родственное слепоте, упало на него.

Он захрипел, и сари было вырвано из его пальцев. Он стоял, дрожа, и слышал вокруг себя ее смех.

— Ты слишком много позволяешь себе, Господин Кришна, — сказала она, — и оскорбляешь святость Ночи. За это я накажу тебя, оставив эту ночь на Небе на некоторое время.

— Я не боюсь темноты, богиня, — хихикнул он.

— Тогда у тебя и в самом деле вместо мозгов половые железы. Что ж, оставайся затерянным и слепым в чаще Канибурхи, чьих жителей не нужно подгонять… А не бояться, я думаю, иногда рискованно. До свиданья, Темный. На свадьбе, думаю, наверное, увидимся.

— Подожди, дорогая госпожа. Может, примешь мои извинения?

— Да, потому что ты обязан извиниться.

— Тогда сними эту ночь, которую ты наложила.

— В другой раз, Кришна, когда я буду готова.

— А что я буду делать до тех пор?

— Говорят, что твоя свирель может очаровать самого страшного зверя. Если это правда, советую взять свирель и начать самую нежную мелодию. А я пока подготовлюсь к тому, чтобы снова впустить в Небо дневной свет.

— Ты жестока, Госпожа!

— Такова жизнь, Мастер Свирели.

Она ушла. Он начал играть, размышляя о происшедшем.

Они шли: ехали с неба на полярных ветрах, через море и сушу, над горящими снегами, под ними и сквозь них. Изменяющие форму плыли по белым полям, и небесные странники падали вниз, как листья: над пустынями звучали трубы, и колесницы снегов с грохотом шли вперед; свет вылетал из их боков, подобно копьям; плащи из огненного меха, белые перья мощного дыхания тянулись над ними и за ними; они шли, солнцеглазые, в золотых ратных рукавицах, лязгая и скользя, торопясь и кружась, шли, сияя перевязями, масками-оборотнями, огненными шарфами, дьявольской обувью, морозными кожаными латами и крепкими шлемами; а на другом конце мира, лежавшего за их спиной, были сборища в Храмах с пением и приношением жертв; процессии и молитвы, пожертвования и раздачи, великолепие и красочность. Ибо страшная богиня должна была обвенчаться со Смертью, и все надеялись, что все происходящее смягчит обоих. Праздничный дух захватил также и Небо, и с собранием богов и полубогов, героев и благородных, верховных жрецов, раджей-фаворитов и браминов высокого ранга, этот дух набирал силу и закружился, как многоцветный вихрь, грохоча в головах живых от Первого до последнего.

Итак, они вошли в Небесный Город, въезжая на подушках на спине Птицы-Гаруды, кружась в Небесных гондолах, проезжая через артерии гор, сверкая в мокрых снегах и ледяных тропах пустынь, заставляя Шпиль в милю высотой звенеть от их пения и смеясь в чарах короткой и неожиданной тьмы, что спустилась и снова быстро рассеялась. И в дни и ночи их прихода поэт Адазаи сказал, что они напоминают, по крайней мере, шесть различных вещей (он всегда был щедр на сравнения): перелет ярких птиц через молочный океан, но не имеющий волн; процессию музыкальных нот через мозг не очень хорошего композитора; стаю глубоководных рыб, чьи тела в завитках и канавках света, который поднимается от какого-то фосфоресцирующего растения в холодных колодцах морских глубин; Спираль Туманности, внезапно обрушившуюся в центре; шторм, каждая капля которого становится пером певчей птицы или драгоценностью; и (возможно, наиболее убедительное) храм, полный страшных, обильно украшенных статуй, внезапно оживших и запевших, внезапно бросившихся через весь мир с яркими знаменами, играющими на ветру, потрясающих дворцы и сшибающих верхушки башен, чтобы встретиться в центре всего, разжечь огромный костер и танцевать вокруг него, помня, что либо огонь, либо танец полностью выйдут из-под контроля.

Они шли.

Когда в Архивах зазвенел тайный тревожный сигнал, Тэк выхватил Сверкающее Копье из гнезда в стене. В разное время дня тревога должна была поднять разных часовых. Получив предупреждение о возможном таком случае, Тэк порадовался, что сигнал не звонил в другое время. Он поднялся на уровень Города, к Музею на Холме.

Но было уже поздно.

Витрина была открыта, служитель лежал без сознания. Никого другого в Музее не было из-за предпраздничных хлопот в городе.

Здание Музея стояло так близко от Архива, что Тэк успел заметить двоих, спускавшихся с другой стороны холма.

— Стой! — закричал он, размахивая Сверкающим Копьем, но боясь воспользоваться им.

Те повернулись к нему.

— Ты включила тревогу! — обвинил один другого, поспешно застегивая на себе пояс. — Уходи прочь, а я буду иметь дело с этим!

Тэк увидел, что один из них женщина.

— Я не включала тревогу! — закричала она.

— Уходи отсюда!