Дед так же медленно удалялся. Кривая палка стучала по льду. Я стал копаться в карманах. И вдруг нашел пятисотенную бумажку, необычайно свежую, точно взятую со станка. Я посмотрел на сутулую спину деда, потом на старообрядческий храм.
В роду у меня были старообрядцы, и одно время я пытался пристроиться к этой традиции. Мне нравилось креститься двумя перстами и называть служителей и прихожан православной церкви никонианами. Стоять в притворе, у входа в Покровский собор на Рогожке, как наказанный ученик. Но в моменты сложных решений от любой православной символики я оказывался далек.
Вот и теперь, стоя с пятьюстами рублями между храмом и дедом, я представил себе бога Анубиса. И мы в царстве мертвых перед Весами Истины. На одной чаше мое сердце, на другой перо Маат. Какое-то время весы колеблются — я совершил некоторое количество подлостей, но не очень крупных. Но случай с дедом, которому я зажал пятьсот рублей, перевешивает, и отягченное грехами сердце тянет к земле. В соответствии с правилами египетского загробного мира из тьмы появляется местный полукрокодил-полубегемот и ужинает моим сердцем. От меня не остается ничего. Даже черти с вечно горячими сковородками мне не светят.
Я рванул за дедом, ощупывая карманы по пути, не теряя надежды найти купюру поменьше.
— Сколько тут? Много чёта слишком. — Дед поглядел на меня с неудовольствием и проговорил: — Ну ладно, раз уж дал. Но вообще у меня завтра пенсия. А вот у тебя пенсии не будет ни хуя!
Внезапное «ни хуя» из уст милого деда. И новая интонация. Захотелось забрать деньги.
— Отдал слишком много, — покачал головой дед и, окончательно утратив ко мне интерес, постучал своей кривой палкой прочь.
А я вспомнил о том, что, по завету моего покойного друга Марата, хотел посетить фиванских сфинксов.
Как я понял по описанию, это было одно из так называемых мистических мест Петербурга. Была пара статей о некоем древнем проклятии, которое эти сфинксы способны наслать. Кроме того, существовало поверье: стоит до них дотронуться, гарантированно сойдешь с ума. В общем, трудно было понять, почему это место считается туристически привлекательным. Но в ту же секунду, как прочел эти строки, я почувствовал сладкое, обволакивающее, сродни эротическому желание опробовать это поверье на себе.
12
Началось потепление, был туманный день, и Адмиралтейский район, и без того казавшийся с островов двухмерным, похожим на бледную наклейку на стекле, теперь выглядел как след от наклейки. Серые полупрозрачные дома походили на струйки дыма, которые не возносились к небу в силу какого-то физического недоразумения. Так называемая петербургская мистика, проявления которой можно заметить везде и всюду, здесь лезла в глаза чересчур настырно. Для того чтобы ее ощутить сейчас, не нужно было обладать тонкой поэтической душой или принадлежать к последователям первобытных верований, которые убеждены, что весь неорганический мир населен злыми и добрыми духами. Можно быть клерком из Лахта-центра или туристом, и все равно она обрушится на тебя всей тяжелой гранитной массой.
Работали экскаватор и снегоуборочная машина, хотя снега толком и не было. Они тарахтели страшно, как будто силясь набросить покрывало привычной реальности на эту картину в духе готического романтизма. Поблизости оказалась и группа туристов, которых я интуитивно определил в голландцы.
Это были старые добродушные неформалы в косухах, как флаги трепавшихся на их сутулых хребтах. У единственной женщины в группе на рюкзаке была нашивка
Женщина со скелетом отделилась от группы и пошла к воде. Она осторожно спустилась по мокрым гранитным ступенькам. На термометре было чуть больше нуля. У голландки, должно быть, был младенческий мозг, потому что она, улыбаясь, всерьез решила пойти по льду в плюсовую погоду. Вдалеке от берега ее друзья без всякого выражения следили за тем, что произойдет.
Голландка сделала несколько шагов по льду и развела руки, то ли пародируя проход Спасителя по воде, то ли воспроизводя знаменитую сцену в «Титанике», — вот только своего Ди Каприо в рядах пожилых панков не оказалось. А потом, совершив прыжок, голландка оказалась опять на нижней ступеньке. Интересно, почему она все-таки не провалилась под лед. Но тут я вспомнил, зачем пришел, и направился к сфинксам.