Диссонансом в славянском мире была позиция Польши. Это славянское государство в XV–XVII вв. являлось одной из ведущих держав Европы. Историк Н. И. Бухарин считает, что тогда на ее долю выпала задача объединения славянского мира и создания противовеса Османской империи. По мнению автора, Литва, в отличие от Польши, до соединения в Люблинской унии 1569 г., имела шансы объединить православно-славянский мир и выполнить ту миссию, которую отчасти впоследствии выполнила Российская Империя.
Именно шляхетская политическая элита как носитель сарматской идеи избранности и «католицкой» догматически-репрессивной, тоталитарной нетерпимости не только сорвала этот объединительный проект, но и в последующем предопределила крах своей государственности.
Польский правящий класс – шляхта, считая, что у шляхты особые этнические корни – сарматские, а не славянские, как у «хлопов» и «быдла» (так они называли малороссов и белорусов). Польская шляхта объявляла себя «хранителями мифических сарматских добродетелей». Польский мессианизм достиг невероятных масштабов. Речь Посполитая представлялась как некое идеальное пространство – государственное («золотая свобода», конфессиональное (католицизм), национальное (избранный народ). Это – крепость, призванная обороняться от язычников, то есть татар и турок, от схизматиков, то есть москалей и украинских и запорожских казаков. Позиция польской элиты сильно вредила славянскому единству.
Тем не менее, панславистские настроения были сильны среди славянских народов вплоть до 1917 года. Перед первой мировой войной славян очень беспокоила нарастающая угроза пангерманизма. В России славянские народы видели единственную силу, способную противостоять германской угрозе. Об этом много говорилось в выступлениях депутатов на Славянском съезде 1908 года в Праге.
Крушение Российской Империи на десятилетия отодвинули решение вопросов славянского единства. Вместе с тем на разрушительных импульсах большевистской революции возникло новое течение мысли, которое пыталось подвести идеологическую основу под катастрофические деформации, совершенные большевиками, и найти в них некую высшую закономерность для объединения народов. Так возникло движение «евразийцев», основателями которого были П. Н. Савицкий, Н. С. Трубецкой, П. П. Сувчинский, Г. В. Вернадский и др.
Для евразийцев Россия – это континент, территориальное понятие, соединение по формальному геополитическому признаку. Духовный смысл русской цивилизации, Святой Руси, ее ценности полностью выхолащиваются, заменяясь рассуждениями о взаимовыгоде союза народов, о каких-то мистических закономерностях континентов Европы и Азии, о соединении азиатских и европейских начал. Это учение смешивает несоединимые элементы разных замкнутых цивилизаций, пытаясь создать из них какую-то среднюю цивилизацию, которая должна устроить всех.
Сторонники евразийства фактически растворяли русскую духовную культуру в некоем «едином евразийском пространстве». Высокий потенциал православной духовности евразийцы приравнивали к религиозным верованиям др. народов, населявших Россию. В Православии, исламе и буддизме, распространенных в Евразии, они ошибочно видели ряд общих черт, особенно нравственно-этических. Православие же в их философии вообще выступает как «симфоническая» форма религиозности, характеризующаяся «стремлением к всеединству и синтезу всего духовно здорового». Однако на практике такой взгляд вел к умалению значения Православия перед лицом других религий, к возникновению неприемлемого для Русской веры сближения с другими религиями.
Духовное ядро России – русский народ и его культура – рассматривались евразийцами наравне с местными культурами др. народов. Как и в случае с Православием такой подход вел к умалению значения русской культуры перед лицом др. культур и тем самым стимулировал разрушение духовного ядра России и ее окончательную гибель.