Я родился на Урале в 1950 году. В Екатеринбурге, который тогда назывался в честь одного из тех, чьё имя не хочется лишний раз произносить. Жив Иосиф Виссарионович Сталин. Ещё жива та идеология, которая в своё время перевернула Россию. Сталин пытался из этой идеологии вырулить в какое-то новое состояние, что ему не удалось, и в чём ему, безусловно, помешали. Но у него было стремление вырулить из идеологии, в которую ввергли великую Россию большевики, это было необходимо. Должен быть выбор другого национального курса, как после смерти Мао Цзэдуна произошло в Китае, когда, сохраняя какие-то основы коммунистической идеологии, они вместе с тем сделали страну национально-ориентированно развитой. Это очень важный выбор. Видимо, такой же выбор ждал и нашу страну. Я специально об этом говорю, потому что период, в который я родился, это период распутья. И среди людей, которые тогда жили на Урале, было немало тех, кто чувствовал себя людьми нового общества. Так и было, безусловно, ибо советский период нельзя понять однозначно. Там было много очень плохого, чудовищного, но были и очень положительные моменты. А самым главным положительным моментом, конечно, была попытка создать действительно нового человека. Она оказалась невыполнимой, но дух этого созидания, может быть, до сих пор вдохновляет кого-то из наших нынешних искренних социалистов и коммунистов.
Мой отец приехал с матерью на Урал по зову партии, потому что его туда послали главным инженером завода. Он был коммунистом. Партия сказала, комсомол ответил: «Есть!» – и он оказался там. И хотя он уже занимал приличную должность, нам выделили деревянный дом, в котором не было никаких удобств. Когда несколько лет назад я ездил на Урал и побывал на местах своего рождения, подумал, что по нынешним меркам этот дом производит вид трущобы. А в то время там жил главный инженер крупного уральского завода. Такая была жизнь! Тогда ещё где-то существовали пайки. И, несмотря на должность отца, мы жили очень бедно. Я уже не говорю об отсутствии элементарных удобств. Для меня первые впечатления детства связаны с поездкой с отцом на охоту. Он был заядлым охотником и возил меня с собой, буквально кидая меня в машину – была такая машина «Козёл». И вот на ней в субботу-воскресенье мы, вставая рано утром, уезжали с ночёвкой. Была охота, было интересно. Было очень много разговоров, потому что он, естественно, ездил не один, а со своими друзьями-приятелями. Конечно, большинство разговоров я не мог понимать, потому что был совсем маленький, ведь он начал возить меня примерно с 5 лет. Я очень благодарен ему за то, что он таскал меня по этим местам, потому что это горы, это леса, это очень красивые места, которые создают душу человека. Постепенно они становятся незабываемым впечатлением на всю жизнь. Уральский период кончится буквально перед тем, как мне предстояло пойти в школу.
С этого завода отца перекинули на другой завод, правда, небольшой, но уже директором. Перекинули его в Архангельскую область – в Плесецк. Сейчас он известен, но тогда это было секретное место. Рядом с ним расположен посёлок Мирный, в котором находился космодром. И многие предприятия, которые располагались в окрестностях, так или иначе, вместе с выпуском основной продукции работали на этот космодром. В том числе и мой отец. Так вот судьба сложилось, что там он получил свои дозы облучения. А в то время дозы не проверяли, люди не знали. Он облучился, а потом в течение всей жизни у него были определённые проблемы, и в результате он закончил жизнь от белокровия, что было неизбежно. Он ещё дошёл до 56 лет, но лучевая болезнь так или иначе на нём сказывалась. Хотя он никогда не жаловался, был очень мужественным человеком.
Таким образом, мы приехали туда. Там уже были условия лучше. Была та же охота, рыбалка, северная природа. Но, в отличие от Урала, там ещё в то время стояли лагеря. И среди тех, кто работал на заводе у отца, было много тех, кто уже отсидел свой срок и вообще имели то или иное отношение к системе лагерей. Там были очень лихие люди. У меня осталось воспоминание, как однажды к дому, в котором мы жили, пришла целая толпа пьяных зэков с угрозами. Они уже были готовы напасть на нас. Тогда отец вышел с ружьём и, выстрелив в воздух, сказал: «В следующий раз я не буду предупреждать вас – разойдитесь!» Вот они были очень агрессивны. Хоть это был уже не 1950, а 1957–1958 год, всё равно было очень много голодных. И вообще там было гораздо труднее жить, чем на Урале, тем более, тогда я жил в Екатеринбурге – самой столице Урала.
Когда мы ездили на охоту, часто проезжали мимо чудесных деревянных храмов. Они стояли там – и кубоватые, и шатровые – как в сказке: едешь, и вдруг появляется храм. Их там действительно много. Даже когда я приезжал туда через много лет в начале 90-х годов, ещё очень многие оставались, хотя часть погибла в 50-60-х годах. Они горели, растаскивались.