Бог во плоти. Святоотеческое учение о человеческой природе Господа нашего Иисуса Христа

Подводя итог полемики православных с монофелитами, можно сказать, что по сути возражения монофелитов против «двух воль» во Христе сводились к отрицанию «природной» воли человеческого естества Христа, которую они пытались отождествить с Божественной. Заслуга преподобного Максима состоит в том, что он не допустил смешения этих важных богословских понятий, четко описал сферу их употребления в христологии и показал, что «человеческая воля Христа, как и самая природа — по сущности тождественная с нашею, — in actu безгрешна сама по себе; ипостасное соединение исключает для нее лишь мыслимую в первозданной природе потенцию уклонения от преобладающей склонности к добру: в этом ее отличие от нашей воли»[661].

Отцы VI Вселенского Собора, внимательно рассудив о всем, что касается двух воль и действований во Христе, изложили православное учение по этому вопросу. В итоговом вероопределении Собора, в частности, говорится: «Также проповедуем, согласно учению святых отцов, что в Нем два естественных хотения, или воли, нераздельно, неизменно, неразлучно, неслитно, и две естественные воли не противоположные, как говорили нечестивые еретики, да не будет, но человеческая Его воля уступает, не противоречит или противоборствует, а подчиняется Его Божественной и всемогущей воле… Как плоть Его называется и есть плоть Бога Слова, так и естественная воля Его плоти называется и есть собственная воля Бога Слова, как Сам Он говорит: „Яко снидох с небесе, не да творю волю Мою, но волю пославшаго Мя Отца“[662], называл Своею волею волю плоти, поелику и плоть стала Его собственною плотию. Как всесвятая и непорочная одушевленная Его плоть, будучи обожена, не уничтожилась, но осталась в Своем собственном месте и положении, так и Его человеческая воля, будучи обожена, не уничтожилась, а сохранилась, согласно с Григорием Богословом, который говорит: „Воля того, мыслимого в Спасителе, будучи всецело обожена, не прекословит Богу“. Утверждаем, что в одном и том же Господе нашем Иисусе Христе, истинном Боге нашем, два естественных действия нераздельно, неизменно, неразлучно, неслитно, т. е. Божественное действие и человеческое действие, согласно с богопроповедником Львом, говорящим ясно: „Каждое естество производит то, что ему свойственно в общении с другим, когда т. е. Слово совершает то, что свойственно Слову, и плоть приводит в исполнение то, что свойственно плоти“. Не будем выдавать за одно естественное действие Бога и твари, чтобы не возвести сотворенного в Божественную сущность и не низвести превосходства Божественного естества на место, приличное тварям. Одному и Тому же приписываем и чудеса, и страдания соответственно тому и другому естеству, из которых Он состоит и в которых Он имеет бытие, как сказал чудный Кирилл. Итак, оградив со всех сторон нераздельное и неслиянное, провозгласим все сказанное в коротких словах. Веруя, что Господь наш Иисус Христос, истинный Бог наш, есть один от Святой Троицы и по воплощении, говорим, что два Его естества проявились в одной Его ипостаси, в которой Он истинно, а не призрачно заявил Себя чудесами и страданиями в течение всей Своей домостроительной жизни, с обнаружением естественного различия в той же одной ипостаси в том, что то и другое естество хочет и производит свойственное себе в общении с другим. Поэтому-то мы и признаем две естественные воли и действия, согласно сочетавшиеся между собою для спасения рода человеческого»[663].

Можно сказать, что и в вопросе о двух волях во Христе православные отцы, по сути, отстаивали учение о совершенстве двух Его природ. Ибо, если бы во Христе не было Божественной и человеческой воли, то оба эти естества не имели бы природной полноты, а значит, не имели бы и природного совершенства.

Глава 6 Ипостасное единство двух природ в Господе Иисусе Христе

Православная Церковь исповедует, что соединение Божественной и человеческой природы произошло в единой ипостаси Господа нашего Иисуса Христа. При таком ипостасном соединении (ἕνωσις καθ’ ύπόστασιν), как сказано в Халкидонском вероопределении, нисколько не нарушилось «различие двух естеств, но тем более сохраняется свойство каждого естества».