Бог жесток

— Ты хочешь меня обидеть?! — на этот раз вспыхнула она. — Треплешься как с маленькой девочкой. Хорошо, я покажу, какая я вульгарная на самом деле. Ничем не лучше уличной девки. И совсем не скрываю этого!

— А это уже пустая бравада, — отмахнулся я. — Оставь ее для кого-нибудь другого. Ко мне ты пришла по делу?

Она расцвела обольстительной лживой улыбкой.

— Я красива?

— Еще бы.

— Сексуальна?

— Ну, так…

— И тебе охота со мной переспать?

— Безусловно.

— Тебе нужно быть поактивнее.

— Учту на будущее.

— Ладно, — стеганула она. — Вчера я слышала, как мой муж говорил, что тебе не следует встречаться со мной, что я мелю абсолютную чепуху.

— Слышала от вашей горничной?

— Не важно.

— И ты решила его позлить, сама завернув сюда?

— Глупости! — Г-жа Пастушкова начала злиться. — Мне просто стало интересно, чего такого я могу ляпнуть, что бы не понравилось ему, или что, по его мнению, является «абсолютной чепухой»?

Темные поплавки лихорадочно метались по стенам, скользили по мне, почти не останавливаясь, и все в этом взгляде казалось мне странным, нездоровым, способным насторожить. Во мне росло непреодолимое желание взглянуть на обнаженную руку демократичной госпожи.

— Олежек сказал, что в преступлениях мы не подозреваемся. — Или разведка сработала плохо, или Светлана не торопилась выкладывать все карты сразу. — А раз так, почему я не могу говорить то, что мне вздумается? Особенно если это сможет как-то помочь в твоем расследовании.

— А ты много знаешь об этом деле?

— Ничего, ровным счетом ничего. Вот в этом-то и странность Олежкиных опасений. Ведь мои контакты с Одуванчиком и ее кавалером закончились уже давно. Если я что-то и могу рассказать, то лишь о временах нашей юности.

Я ответил, что может пригодиться все.

— Хочешь верь, хочешь нет, но, хотя Одуванчик и была моей протеже, я никогда не проявляла высокомерия к ней. Мне доставляло удовольствие вот так… просто… быть доброй. И вовсе не из тех побуждений, из которых выступает меценатом Олежек. Я даже любила ее и в чем-то завидовала. Она была другой, лучше нас всех. Открытой, непосредственной, без этих кокетливых ужимок, лжи… Жила сердцем и чувством. И не думала, что подумают о ней окружающие, потому что всегда была честна перед собой… и перед ним. — Светлана закурила сигарету, и тут я заметил, что пальцы ее подрагивают. То ли это следствие вчерашней попойки, то ли — внезапного волнения.

— А ты? — спросил я.

— Что — я?

— Если честно, какой в то время была ты?

— Если честно, то я ничуть не изменилась, — сразу отреагировала она, и из-за этой поспешности я ей не поверил. — Тогда мне бесконечно напоминали, что я не должна забывать, чьяя дочь, и вести себя соответственно. А я… Это было чем-то вроде молодежного бунта… Желала неограниченной свободы и плевала на все приличия. Конечно, сейчас эту тягу к эпатажу я расцениваю как ребячество, но тогда происходящее казалось мне очень даже актуальным.

Сашка ее… Неплохой. Не красавец, но надежный. Однажды я сильно перебрала и пыталась его соблазнить. Он — ни в какую. Вот тогда я и поняла, какого мужика мне надо и как повезло Одуванчику. Не слюнтяй и не вонючий кобель, готовый за каждой юбкой… И любить мог сильно, по-настоящему, без показухи. Плохо лишь, что ревнивец он был порядочный. Ты эту историю, случаем, не знаешь?

— Смотря какую.

— На нашем прощальном пикнике. Когда уже получили дипломы и обмывали их. Пестрая компания у нас собралась. Заводила Одуванчик, как всегда, к ней все тянулись. Даже Олежка смог тогда свой снобизм побороть, поехал. Как-никак, может, последний раз видимся.

Шестеро нас было. Одуванчик с Сашкой, я с Олежкой и еще одна… Маша Заступина… со своим… Она со мной почти не общалась, к Одуванчику липла. Сама зануда ужасная и недотрога. Думаю, никого к себетудане допускала. Коротко и ясно — пока не женишься. А парень ее и вовсе дикарь… нелюдимый… двух слов связать не мог. Был каким-то приятелем Сашки. Сашка его с коровой Заступиной и познакомил. Я же того дурика тогда первый и последний раз видела. Поддали, стали его в шутку к Машке сватать. Она краснела, а он мычал…

— У него было имя?

— Да разве все упомнишь! Он тогда как представился, я тут же забыла. А Сашка с Одуванчиком за глаза его звали Побером. Рассказывали, что подбирал все, что кто-то выбросит, и к себе тащил. Не важно, пригодится, нет ли… Иногда даже испитой чай у всех из кружек соберет, а потом заварит. С головой у него точно не все в порядке было. И представь себе, какая умора, Одуванчик мне потом как-то говорила, что этот Побер скоро на Машке женился. Она все-таки дозволила до себя дотронуться, чтобы залететь. И охомутала. Больше некого было с ее характером и внешностью.

— Ты что-то хотела рассказать о ревности Александра, — напомнил я.