Богач, бедняк

– Факты есть факты, – заметил мистер Тинкер, – и от них никуда не денешься. Больше того, если Бойлен узнает, кто поджег его оранжерею, он всех засудит. Наймет ловкого адвоката, и тот докажет, что эта старая оранжерея была самой ценной недвижимой собственностью отсюда до Нью-Йорка! – Он потряс кулаком перед носом Томаса. – У твоего отца и двух пенни в кармане не останется. Вам с Клодом что, вы несовершеннолетние. Это мы с твоим отцом будем расплачиваться за все! Сбережения всей нашей жизни…

Томас видел, как отец судорожно сжимает кулаки, точно хочет схватить его за горло и задушить.

– Успокойся, Джон, – сказал священник Тинкеру. – Зачем расстраивать мальчика еще больше? Будем надеяться, что его здравый смысл спасет нас всех. – И, повернувшись к Тому, добавил: – Не стану тебя спрашивать, какой нечистый тебя попутал подбить нашего Клода на это богомерзкое дело…

– Он сказал, что это я придумал? – удивился Том.

– Такому мальчику, как Клод, – ответил священник, – воспитанному в христианской семье, каждое воскресенье ходившему в церковь, никогда бы и в голову не пришла столь отвратительная затея.

– Ладно, – буркнул Томас. Черт возьми, он еще доберется до Клода.

– К счастью, – продолжал священник, – когда в тот ужасный вечер он пришел с покалеченной рукой к своему дяде, доктору Роберту Тинкеру, в доме никого не было. Доктор Тинкер оказал мальчику необходимую медицинскую помощь и заставил рассказать, как все случилось, а потом отвез его домой на своей машине. Хвала Всевышнему, их никто не видел. Но у Клода очень сильные ожоги, и ему придется ходить с повязкой по крайней мере недели три. Дома ему все это время, естественно, не отсидеться: горничная может что-то заподозрить, его может увидеть посыльный или зайдет навестить сердобольный школьный товарищ…

– О Господи, Энтони, перестань читать проповедь, – прервал брата мистер Тинкер. Его побледневшее лицо дергалось, а глаза покраснели. Он шагнул к Томасу. – Вчера вечером мы отвезли этого мерзавца в Нью-Йорк, а сегодня утром посадили на калифорнийский самолет. В Сан-Франциско живет его тетя. Он побудет у нее, пока не поправится, а потом отправится в военное училище и, по мне, пускай хоть до самой смерти не появляется в Порт-Филипе. Твоему отцу, если у него есть голова на плечах, тоже следует немедленно отправить тебя из города. И как можно дальше, где никто тебя не знает и не будет задавать никаких вопросов.

– Пусть это вас не беспокоит, – сказал Джордах. – Сегодня к вечеру его здесь уже не будет.

– Да уж, постарайтесь его убрать, не то… – произнес Тинкер.

– Все ясно. – Джордах открыл дверь. – А теперь проваливайте отсюда. Вы мне оба порядком надоели.

– Пошли уж, Джон, – сказал священник. – Я уверен, мистер Джордах поступит как надо.

Но Тинкер не мог уйти, не сказав последнего слова.

– Слишком легко вы отделываетесь, – сказал он. – Вы все. – И вышел из булочной.

– Да простит тебя Бог, сын мой, – сказал священник и вышел вслед за братом.

Джордах захлопнул за ними дверь и обернулся к Томасу:

– Достукался, подлец? Ну подожди, я научу тебя уму-разуму.

Прихрамывая, он подошел к сыну и замахнулся кулаком. Удар пришелся Томасу по макушке. Он пошатнулся, но тут же инстинктивно сделал выпад и правой рукой молниеносно нанес отцу сильнейший удар в висок. Аксель покачнулся, выставил вперед руки, но не упал. Он с изумлением смотрел на сына, голубые глаза которого горели лютой ненавистью. Затем Томас улыбнулся и опустил руки.

– Ну давай, бей, – презрительно сказал Томас. – Сыночек больше не ударит своего храброго папочку.

Джордах размахнулся и ударил его еще раз. Левая щека у Томаса вздулась и побагровела, но он продолжал улыбаться.

Аксель уронил руки. Этот удар был символическим, и только. «Бессмысленно, – подумал он как в тумане. – Ох, сыновья…»

– Ладно, – сказал он. – Кончено. Рудольф посадит тебя на автобус в Графтон. Оттуда ты первым же поездом отправишься в Олбани. Там ты пересядешь и поедешь в Огайо к моему брату. Я позвоню ему, и он будет тебя ждать. Поедешь без вещей. Я не хочу, чтобы тебя видели с чемоданом.

Они вышли из булочной. Томас заморгал, ослепленный солнцем.

– Подожди здесь. Я скажу Рудольфу, чтобы он спустился. У меня нет ни малейшего желания устраивать тебе прощание с матерью. – Джордах запер дверь булочной и проковылял в дом.

Только когда отец ушел, Томас осторожно ощупал распухшую челюсть.

VIII

Через десять минут Аксель вернулся вместе с Рудольфом, который нес зеленоватый, в полоску, пиджак от единственного костюма Томаса, купленного два года назад. Костюм был ему уже мал. Томас не мог в нем свободно двигаться, а руки торчали из коротких рукавов.

Рудольф с изумлением взглянул на вздувшуюся щеку брата. У отца был больной вид, смуглое лицо приобрело тускло-зеленый оттенок, веки припухли. И это всего лишь после одного удара, подумал Томас.

– Рудольф знает, что надо делать, – сказал Аксель. – Я дал ему денег. Он купит тебе билет до Кливленда. Вот адрес твоего дяди. – Он протянул Томасу клочок бумаги.