Богач, бедняк. Нищий, вор

Дружбу Томаса и Кимболла скрепил случай, происшедший однажды вечером в небольшом портовом баре в Ницце. Дуайер и Томас забрели туда совершенно случайно. У стойки почти никого не было. Там занял оборону пьяный Кимболл и что-то орал, обращаясь к группке французских матросов и крикливо одетых молодых людей с бандитскими физиономиями. Томас давно научился распознавать подобных субъектов и избегал их — это были мелкие хулиганы и гангстеры низкого пошиба, выполнявшие на Лазурном берегу работу для шефов крупных банд, базировавшихся в Марселе. Инстинкт подсказал Томасу, что они, вероятно, вооружены — если не пистолетами, то по крайней мере ножами.

Пинки Кимболл орал им что-то на ломаном французском, и Томас не понимал его, но по тону Кимболла и по мрачным лицам парней было ясно, что Пинки их оскорбляет. Кимболл в пьяном виде терял всякое уважение к французам, а когда напивался в Италии, то терял уважение к итальянцам. Напиваясь в Испании, он терял уважение к испанцам. А кроме того, напившись, напрочь забывал простую арифметику, и то, что он один, а против него по меньшей мере пятеро, лишь подзадоривало его и он еще пуще давал волю своему красноречию.

— Он доиграется. Его сегодня прирежут, — прошептал Дуайер, понимавший большую часть из того, что орал Кимболл. — И нас тоже, если узнают, что мы его приятели.

Том крепко схватил Дуайера за руку и потащил за собой туда, где стоял Кимболл.

— Привет, Пинки, — весело поздоровался он.

Пинки резко повернулся, готовый встретить новых врагов.

— А, это вы. Очень хорошо. Я вот тут решил кое-что растолковать этим maquereaux [27] для их же пользы…

— Кончай, Пинки, — оборвал его Томас и повернулся к Дуайеру: — Я хочу сказать пару слов этим джентльменам. А ты переведешь. Четко и вежливо. — Он дружелюбно улыбнулся остальным посетителям бара, стоявшим зловещим полукругом. — Как вы уже поняли, господа, этот англичанин — мой друг. — Он подождал, пока Дуайер, нервничая, перевел его слова. Выражение лиц окружавших стойку французов нисколько не изменилось. — К тому же он пьян, — продолжал Томас. — Естественно, никому не хочется, чтобы его друг пострадал, пьяный он или трезвый. Я постараюсь заставить его не произносить здесь больше никаких речей, и не важно, что он сейчас говорит или говорил до этого, — сегодня здесь не будет никаких скандалов. Сегодня я — полицейский в этом баре и буду следить за порядком. Пожалуйста, переведи, — приказал он Дуайеру.

Дуайер, заикаясь, перевел, а Пинки брезгливо заявил:

— Что за дела, капитан?! Перед кем приспускаешь флаг?!

— Более того, — снова заговорил Томас, — я хочу сейчас угостить всех присутствующих. Бармен, прошу! — Он улыбнулся, но чувствовал, как напрягаются его мышцы, и был готов в любой момент броситься на самого здорового из всей компании — корсиканца с квадратной челюстью, одетого в черную кожаную куртку.

Те, к кому он обращался, неуверенно переглянулись. Но ведь они пришли в бар не драться! И, слегка поворчав, они по очереди подошли к стойке и выпили за счет Томаса.

— Тоже мне боксер, — презрительно фыркнул Пинки. — У вас, у янки, все войны состоят только из перемирий. — Но через десять минут спокойно разрешил увести себя из бара.

Придя на следующий день на «Клотильду», он принес бутылку анисовой водки.

— Спасибо, Томми. Если бы не ты, через две минуты они раскроили бы мне череп. Не понимаю, что на меня находит, стоит мне пропустить пару стаканчиков. И ведь не то чтобы я когда-нибудь побеждал… За мою храбрость меня наградили шрамами с головы до пят. — Он рассмеялся.

— Если уж тебе приспичило подраться, иди на это с трезвой головой, — сказал Томас, тут же вспомнив то время, когда он чувствовал неудержимую потребность драться — не важно с кем и почему. — И выбирай себе какого-то одного противника. И не рассчитывай на меня, я с этим завязал.

— А как бы ты поступил, Томми, если бы они набросились на меня?

— Я бы постарался их отвлечь, — сказал Томас, — пока Дуайер выведет тебя из салуна, а потом кинулся бы бежать.

— Значит, отвлек бы, — произнес Пинки. — Я готов выложить пару долларов, чтобы посмотреть, как ты их отвлечешь.

Томас не знал, какое событие в жизни Пинки повлияло на него так, что стоило ему выпить, и из дружелюбного, пусть и неотесанного, но приветливого человека он превращался в дикого зверя. Может, когда-нибудь Пинки сам расскажет об этом.

Пинки вошел в рубку, поглядел на приборы, придирчиво послушал тарахтение дизелей.

— Ну, вот вы и готовы к летнему сезону, — сказал он. — На собственном судне. И я вам завидую.

— Готовы, да не совсем, — ответил Томас. — У нас нет повара.

— Как? — удивился Пинки. — А где тот испанец, которого ты нанял на прошлой неделе?

У испанца были хорошие рекомендации, и он, нанимаясь на «Клотильду», запросил не много. Но однажды вечером, когда испанец сходил на берег, Томас увидел, как тот засовывает себе в сапог нож. «А это зачем?» — спросил Том. «Чтобы уважали», — ответил испанец. На следующий день Томас уволил его. Ему не нужен на борту человек, который носит в сапоге нож «для того, чтобы его уважали».