Богач, бедняк

— Садись, садись, — взволнованно повторяла она, направляя его к облезлому стулу. — Какой чудесный день! — воскликнула она тонким, пронзительным голосом, ставшим таким за долгие годы постоянного нытья. Бесформенные, распухшие ноги в мягких широких инвалидных туфлях. Она передвигалась как калека, с трудом, словно несколько лет назад попала в катастрофу и у нее сломаны ноги.

— Ты выглядишь великолепно. Абсолютно великолепно… — Он вспомнил, что она часто повторяла эти слова из «Унесенных ветром». — Я так боялась, что лицо у моего мальчика изуродовано, но ты такой красивый! Ты унаследовал свою внешность от меня, здесь сразу видно мою ирландскую семью. Не то, что те двое. — Она медленно, неуклюже расхаживала перед ним. Томас сидел, выпрямившись, на стуле. Широкое цветастое платье мешком висело на ее худом высохшем теле. Ее толстые, слоновые ноги выглядывали из-под подола, и, казалось, это не ее ноги, какая-то ошибка природы или она одолжила их у другой женщины. — Какой у тебя красивый серый костюм, — сказала она, гладя его рукав. — Как у настоящего джентльмена. А я боялась, что ты все еще ходишь в старом свитере. — Она весело, по-девичьи, засмеялась, и из-за этого смеха Томасу детство показалось окутанным романтической дымкой. — Ах, я знала, знала, что судьба не может так жестоко обойтись со мной, не позволить увидеть своего ребенка перед смертью. Ну а теперь покажи мне внука… У тебя, конечно, есть его фото. Ты, конечно, носишь его в бумажнике, как и все гордящиеся своими детьми отцы.

Томас вытащил фотографию сына.

— Как его зовут? — спросила мать.

— Уэсли, — сказал Томас.

— Уэсли Пиз, — повторила мать. — Какое приятное имя.

Томас не стал поправлять ее, что мальчика зовут Уэсли Джордах. Не сказал, что ему пришлось немало повозиться с Терезой, чтобы она подыскала для сына не столь броское имя. Но она, как всегда, прибегла к излюбленному приему — слезам, и ему в конечном итоге пришлось уступить.

Мать посмотрела на снимок со слезами. Она поцеловала фотокарточку.

— Какой маленький, красивый малыш, — сказала она.

Томас не помнил, чтобы мать хоть раз поцеловала его, когда он был маленький.

— Может быть, ты когда-нибудь отвезешь меня к нему?

— Конечно, отвезу.

— Когда?

— Как только вернусь из Англии.

— Боже, Англия. Мы только что нашли снова друг друга, а ты уезжаешь на другой конец света!

— Всего на пару недель.

— Должно быть, у тебя все хорошо складывается, если ты можешь позволить себе такое путешествие.

— У меня там работа, — объяснил он. Томас старался избегать слов «бой», «драка». — Дорогу мне оплачивают. — Незачем создавать у матери впечатление, что он богат. В семье Джордахов вполне достаточно одной женщины, которая отправляет в карман каждый цент в доме.

— Надеюсь, ты откладываешь деньги на черный день, — сказала мать. — При твоей профессии…

— Конечно, — заверил он ее. — Обо мне нечего волноваться. — Он огляделся. — Руди копит, могу поспорить.

— Да, конечно, — подтвердила она. — Квартирка не такая уж большая. Но жаловаться грех. Руди платит одной женщине. Она приходит каждый день, убирает квартиру и ходит за покупками в такие дни, когда мне трудно подняться по лестнице. А сейчас он говорит, что ищет квартиру побольше. На первом этаже, без лестницы, а то мне трудно ходить. Он мне почти ничего не рассказывает о своей работе, но в прошлом месяце в газете была статья о нем, в которой говорилось, какой он молодой, способный, перспективный бизнесмен в городе, так что, скорее всего, дела у него идут хорошо. Но он имеет полное право быть экономным. Деньги всегда были трагедией в нашей семье. Они преждевременно превратили меня в старуху. — Она вздохнула, по-видимому, от жалости к себе. — Твой отец на деньгах едва не свихнулся. Я не могла выжать из него и десятидолларовой бумажки на самое необходимое. Приходилось из-за каждого цента с ним сражаться. Какие были скандалы! Когда будешь в Англии, разузнай осторожно, не видел ли кто его там. Этот человек может объявиться где угодно. Ведь он же европеец и вполне мог вернуться туда и прятаться там все это время.

Явно, крыша поехала. Несчастная старуха! Руди к этому его не подготовил.

— Ладно, поспрашиваю, — пообещал он ей. — Как только доберусь до Англии.

— Какой ты добрый мальчик, — сказала она. — Я всегда в глубине души чувствовала, что ты добрый, хороший мальчик. Но тебя портила дурная компания. Если бы у меня было достаточно времени на то, чтобы стать для тебя хорошей матерью, я смогла бы уберечь тебя от множества неприятностей. Ты должен быть строгим со своим сыном. Любить, конечно, но обращаться с должной строгостью. А твоя жена добра к мальчику?

— Она — в порядке, — уклончиво ответил он.

Нет, лучше с ней Терезу не обсуждать. Он посмотрел на часы. Эта беседа с матерью, эта темная комната, его угнетали.

— Послушай, — сказал он. — Уже почти час. Давай куда-нибудь съездим и пообедаем. У меня внизу машина.

— На ланч? В ресторан? Ах, как здорово! — воскликнула она, словно девчонка. — Мой взрослый, сильный сын приглашает свою старушку мать на ланч.

— Мы поедем в самый лучший ресторан.