Богач, бедняк

— Прости меня, Вилли, — ответил Рудольф. — Но сегодня я занят. Никак не могу. У меня — деловое свидание.

— Жаль. Завидую твоему успеху, принц купцов, — шутливо сказал Вилли. — Ладно, как-нибудь увидимся.

Рудольф медленно положил трубку на рычаг. Он увидится с ним теперь не скоро, уж во всяком случае обедать с ними не станет.

Оглядывайся по сторонам, Вилли, когда будешь выходить из дверей какого-нибудь дома, где тебя ждут.

Глава седьмая

I

«Дорогой сынок, — было написано прилежным, как у школьницы, почерком, — твой брат Рудольф дал мне твой адрес в Нью-Йорке, и я решила воспользоваться такой возможностью, чтобы написать моему пропавшему мальчику после стольких лет разлуки».

Ну вот, подумал он, еще только этого не хватало! Он только что пришел домой, и письмо лежало на столике в коридоре. Тереза громыхала кастрюлями на кухне, а их малыш что-то бормотал, словно индюк.

— Я пришел, — крикнул он на ходу, направляясь в прихожую. Сел на кушетку, отпихнув ногой игрушечную пожарную машину. На покупке этой оранжевой атласной кушетки настояла Тереза. Он держал письмо в руках, не зная, что с ним делать: если выбрасывать, то куда и когда.

Вошла Тереза в своем фартуке, капельки пота выступили на ее кукольном, напудренном лице. Их малыш полз за ней на четвереньках.

— Тебе письмо, — сообщила она. После того как ей стало известно о приглашении на боксерский матч в Англию, она была не особенно дружелюбно к нему настроена.

— Да, вот оно.

— Почерк женский.

— Ты что? Письмо от матери!

— Так я тебе и поверила!

— На, посмотри сама! — Он сунул ей письмо под нос.

Тереза покосилась, стараясь прочитать текст на расстоянии. Она страдала близорукостью, но наотрез отказывалась носить очки.

— Слишком красивый почерк для мамаши, — сделала она вывод, неохотно выходя из гостиной. — Ну вот, теперь еще и мать. Твоя семейка растет не по дням, а по часам.

Она пошла на кухню, подхватив на ходу малыша. Тот завопил, ему хотелось остаться с отцом.

Чтобы позлить Терезу, Томас решил прочитать письмо. Что же старой стерве нужно?

«Рудольф подробно рассказал мне о вашей встрече, — читал он, — и, должна признаться, я пришла в ужас, узнав о той профессии, которую ты себе выбрал. Хотя, конечно, удивляться особо нечему, зная характер твоего отца и тот пример, который он тебе подавал, ежедневно колошматя этот ужасный мешок с песком, висевший во дворе нашего дома. Ну, как бы там ни было, ты, по крайней мере, честно зарабатываешь себе на жизнь. Рудольф мне сказал, что ты остепенился, женился, у тебя сын, и все вы, судя по всему, счастливы.

Рудольф ничего мне не рассказал о твоей жене, но хочется надеяться, что вы с ней живете лучше, чем я с твоим отцом. Не знаю, говорил ли тебе Рудольф об отце. Он в один прекрасный день исчез. Вместе с нашей кошкой.

Я плохо себя чувствую, и, по-видимому, дни мои сочтены. Мне очень хотелось бы приехать в Нью-Йорк, чтобы повидать моего сына и внука, но мне не выдержать поездки. Если бы Рудольф купил себе машину, а не мотоцикл, на котором он все время гоняет по городу, то, может, я бы и приехала. Была бы машина, Руди мог бы возить меня в воскресенье в церковь, чтобы я могла постепенно замаливать свои грехи за годы, прожитые без Бога, в безверии, которое твой отец мне насильно навязывал. Но жаловаться, право, грех. Рудольф очень ко мне внимателен, он заботится обо мне, купил телевизор, и с ним мои дни более или менее сносны. Он так занят своими проектами, что возвращается домой поздно, только чтобы поспать. Судя по тому, как он одевается, он процветает. Но он всегда умел одеваться хорошо, и у него всегда были карманные деньги.

Честно говоря, я не мечтаю о том, чтобы наша семья воссоединилась. Потому что я вычеркнула из своего сердца твою сестру, для этого было достаточно веских причин, но если бы воссоединились мои сыновья, то я бы заплакала от радости.

Всю жизнь я сильно уставала, трудилась не покладая рук, вела непримиримую борьбу с пьянкой твоего отца и не могла проявлять к тебе свою любовь и внимание, но, может быть, сейчас, когда я доживаю последние дни, между нами установится мир?

По словам Рудольфа я поняла, что ты не был с ним очень любезным. Может, на то у тебя свои причины. Он стал человеком холодным, хотя в уме ему не откажешь. Если тебе не хочется его видеть, то я сообщу, когда его не будет дома, — а теперь это случается чаще и чаще; его не бывает дома целыми днями, — мы могли бы с тобой повидаться, и никто нам не помешает. Поцелуй за меня внука.

Твоя любящая мать».

Боже праведный, подумал он, голос из могилы.

Он сидел, держа в руках письмо, глядя перед собой, вспоминая о годах, проведенных в пекарне, годах, когда он жил в доме вместе со всеми, но ему казалось, что он живет в ссылке, о том дне, когда его отправили в другой город и когда он дал зарок больше никогда не видеться со своей семьей. Он не слышал, как Тереза на кухне бранила малыша. Может быть, навестить старуху, послушать ее жалобы на ее любимого Рудольфа, на этого умницу со светлой головой. Правда, уже поздно. Но лучше поздно, чем никогда.