Богач, бедняк

— Этим нужно заняться в первую очередь, — сказал Дуайер. — Я это понял в первый же день, когда ступил на палубу судна в первом своем плавании. Простому матросу, даже боцману в будущем ничего не светит. У них собачья жизнь, и они в пятьдесят лет превратятся в изможденных стариков. Даже на американских судах, с их профсоюзом, свежими фруктами и всем прочим. Тоже мне, большие дела, свежие фрукты. Самое главное — это уметь строить планы на будущее. Нужны полоски на рукаве. В следующий раз после нашего возвращения я поеду в Бостон, попытаюсь там сдать экзамен на второго помощника, получить корочки.

Томас с любопытством посмотрел на него. На нем — матросская белая шапочка, надвинутая на уши, желтая зюйдвестка, крепкие, новые, высокие рабочие ботинки на резиновой подошве. Низенький, похожий, скорее, на мальчика, вырядившегося на костюмированный бал в новую, с иголочки, опрятную морскую форменку. От ветра лицо его раскраснелось, но это лицо — не лицо мужчины, привыкшего к непогоде, а, скорее, девушки, непривычной к холоду, которая вдруг оказалась на морозе. Длинные черные ресницы над мягкими черными глазами. Казалось, в них застыл какой-то вопрос. Слишком большой рот со слишком полными подвижными губами. Он все время нервно то вытаскивал руки из карманов, то засовывал их обратно.

Боже, подумал Томас, вот для чего он подошел поговорить со мной, вот почему он всегда мне улыбается, когда проходит мимо. Лучше поставить этого ублюдка сразу на место.

— Ну, если ты такой у нас образованный, — грубо начал он, — с дипломом помощника капитана, то чего ты здесь делаешь вместе с нами, несчастными матросиками? Почему в белоснежной офицерской форме не танцуешь с какой-нибудь богатой наследницей на палубе совершающего круиз парохода?

— Я не пытаюсь доказать, что я выше вас всех, Джордах, — ответил Дуайер. — Честно. Просто иногда хочется с кем-то поговорить, а мы с тобой — одного возраста, к тому же ты американец, и у тебя есть чувство собственного достоинства. Я это сразу заметил. Чувство собственного достоинства. Все остальные на этом судне — просто животные. Они всегда надо мной потешаются, потому что я не такой, как они, у меня есть честолюбие, амбиции, и я не хочу играть с ними в их мошеннический покер. Ты, вероятно, это и сам заметил.

— Ничего я не заметил, — оборвал его Томас.

— Они думают, что я педик или еще кто, — продолжал Дуайер. — Ты это заметил?

— Нет, не заметил. — В кают-компанию Томас приходил только есть и в другое время там никогда не появлялся.

— Это просто какое-то проклятье. Точно так отнеслись ко мне, когда я пытался получить диплом третьего помощника капитана. Они посмотрели на мои документы, на рекомендации, потом, поговорив со мной, как-то странно посмотрели и сообщают — нет вакансий. Ах, а эти подозрительные взгляды. Я не педераст, Джордах, клянусь Богом.

— Нечего клясться передо мной, — ответил Томас. Эта беседа начинала ему действовать на нервы. Ему совсем не хотелось быть посвященным в чьи-либо секреты, кому-то сочувствовать из-за свалившихся на его голову неприятностей. Он хотел только одного — выполнять свою работу, плавать из одного порта в другой и бороздить моря в полном душевном одиночестве.

— Боже милосердный! К тому же я помолвлен, — закричал Дуайер. — Порывшись в заднем кармане брюк, он вытащил оттуда бумажник, а из него фотографию. — Нет, ты посмотри, — он сунул снимок под нос Томасу. — Вот я здесь со своей девушкой. Прошлым летом на пляже в Наррагансетте. — Красивая, белокурая, полненькая девушка, в купальнике, а рядом — Дуайер, в плотно облегающих бедра плавках, невысокого роста, но очень стройный, с хорошо развитой мускулатурой, как у боксера легчайшего веса.

Он в такой хорошей форме, что хоть сейчас на ринг, подумал Томас, но все равно это ничего не значит.

— Ну, похож я на педика? — спросил Дуайер. — А эта девушка похожа на такую, которая готова выйти замуж даже за гомика?

Несколько водяных брызг упало на фотографию.

— Лучше убери ее, — сказал Томас. — Вода испортит.

Дуайер, вытащив из кармана носовой платок, осторожно вытер снимок и снова засунул его в карман.

— Просто я хотел доказать тебе, — продолжал он, — что когда я пытаюсь поговорить с тобой, то не из-за этого.

— О'кей, — сказал Томас. — Теперь я знаю.

— Нужно все поставить на свои места, — задиристо сказал Дуайер. — Только и всего. — Резко повернувшись, он пошел прочь по временной дорожке из досок, положенных на цистерны с нефтепродуктами для центровки судна.

Лицо обожгло холодными водяными брызгами. Томас тряхнул головой. У каждого своя беда и заботы. Жизненными невзгодами можно набить до отказа трюм корабля. Но если каждый из этой чертовой команды будет подходить к нему и делиться своими несчастьями, то придется сигануть за борт, и дело с концом.

Он весь съежился, чтобы брызги не попадали в лицо, и теперь время от времени поднимал голову только для того, чтобы выполнять свои обязанности вахтенного — смотреть вперед.