После обеда, или скорее ужина, они погуляли в районе порта, заглянув в несколько баров. Последней их остановкой стал небольшой темный бар неподалеку от Канэбьер. Там играл автоматический проигрыватель, а несколько толстых проституток ожидали, когда кто-нибудь предложит им бесплатную выпивку. Томас был не прочь поиметь девушку, но вид у этих проституток был какой-то неопрятный, наверняка шлюхи с гонореей, и к тому же они никак не вязались с его представлениями образа дамы, с которой стоило трахнуться на южном побережье Франции.
Сидя за столиком у стены, то и дело поднося к губам стакан с вином, Томас, словно сквозь легкую пелену тумана, разглядывал жирные ляжки проституток, выглядывающие из-под крикливых, якобы шелковых платьев. Он с тоской вспоминал самые счастливые десять дней своей жизни, те славные денечки, которые он провел в Каннах с этой бесноватой англичанкой, обожавшей драгоценные украшения.
— Послушай, — сказал он Дуайеру, сидевшему напротив и потягивавшему из кружки пиво. — У меня появилась идея.
— Что такое? — не расслышал Дуайер. Он испуганно, краем глаза, посматривал на этих девиц, опасаясь, как бы одна из них не подошла к нему, не села рядом, положив ему руку на колено. Правда, вечером он сам предложил Томасу снять проститутку, чтобы окончательно, раз и навсегда доказать Томасу, что он — не педик, но Томас не стал его поощрять — для чего все эти доказательства. Ему наплевать, педик Дуайер или нет. В любом случае он ему ничего не докажет, так как он знал немало педиков, которые еще и трахали девушек.
— Что такое? — повторил он. — По-моему, ты сказал, что у тебя есть какая-то идея.
— Да, идея. Идея. Давай слиняем с этого затраханного судна.
— Ты что, с ума сошел? Что мы будем делать в Марселе без нашего судна? Нас посадят в тюрьму.
— Никто нас не посадит, — успокоил его Томас. — Я же не сказал, что насовсем. Какой следующий порт по маршруту? Генуя. Я прав?
— Да, Генуя, ты прав, — неохотно откликнулся Дуайер.
— Ну, сядем на него там, в Генуе, — предложил Том. — Скажем, напились, заснули, не могли проснуться, проспали. Когда проснулись, судна и след простыл. Ну, вычтут у нас за несколько дней прогула из зарплаты. Больше сделать ничего не смогут, руки коротки. После Генуи судно возвращается прямиком в Хобокен, так?
— Ну, так.
— Я не желаю больше плавать на этой посудине, в любом случае. В Нью-Йорке мы найдем для себя что-нибудь получше.
— Хорошо. Но что мы будем делать до того, как доберемся до Генуи? — спросил с тревогой в голосе Дуайер.
— Путешествовать. Мы с тобой совершим большое путешествие, — сказал Томас. — Мы сядем на поезд и поедем в Канны. Пристанище миллионеров, как пишут об этом курортном городке в газетах. Я был там. Это было такое чудесное время, больше такого не будет никогда в жизни. Полежим на пляже, найдем женщин. Жалованье у нас в кармане…
— Но я коплю деньги! — возразил Дуайер.
— Нужно пожить, пожить немного вволю, — неторопливо говорил Томас.
Теперь, когда соблазнительные Канны так близко, так доступны, ждут его, он, Томас, и представить себе не мог, что вернется на это мрачное судно, будет снова стоять вахты, отдирать краску, жрать тухлую капусту.
— Но у меня с собой нет даже зубной щетки, — сопротивлялся Дуайер.
— Я куплю тебе щетку, не волнуйся. Послушай, ты все время мне твердишь, какой ты великий моряк, как ты ходил под парусом на рыбачьей плоскодонке еще совсем мальчишкой на озере Верхнее.
— Ну какое отношение имеет озеро Верхнее к Каннам?
— Матросик, — перед ним стояла одна из шлюх из бара в платье, расшитом стеклярусом, открывающим почти всю ее грудь. — Матросик, не хочешь ли угостить милую леди маленьким стаканчиком, а потом здорово повеселиться с ней?
— Пошла отсюда вон! — рявкнул Томас.
— Salаud![73]
— довольно любезно отреагировала она, и, засверкав переливчатым стеклярусом, отошла к музыкальному автомату.— Ты хочешь знать, какое отношение озеро Верхнее имеет к Каннам? — переспросил Том. — Я скажу тебе. Ты ведь смышленый, ловкий морячок, плавающий по озеру Верхнее…
— Ну, я…
— Разве не так?
— Послушай, Томми, ради бога, — сказал Дуайер. — Я ведь никогда не говорил, что я был Христофором Колумбом или кем-то вроде этого мореплавателя. Я говорил, что я водил под парусом рыбацкую плоскодонку, когда был мальчишкой, а потом работал на маленьких прогулочных пароходиках и…
— Значит, ты умеешь управлять лодкой? Могу я такое предположить, или я ошибаюсь?
— Конечно, я умею управлять небольшими парусными лодками, — в который раз признался Дуайер. — И все же я не…
— На пляже в Каннах, — сказал Томас, — множество парусных лодок, которые можно брать напрокат на час или больше. Мне хочется самому, собственными глазами, увидеть, на что ты способен. Ты, конечно, силен в теории, разбираешься в морских картах, учебниках по мореплаванию. Очень хорошо. Я хочу сам увидеть, как ты управляешь лодкой, как ты ее выводишь из гавани в море, потом возвращаешься в гавань. Или же я опять должен принимать все твои слова на веру, как и твои утверждения, что ты не педик?
— Томми, брось! — обиделся Дуайер.