Богач, бедняк

— Итак, он приходит в отчаяние, — продолжал Дженнингс. — Может, ему нужно к понедельнику во что бы то ни стало раздобыть пять тысяч гиней. А в это время, если вы вдруг оказываетесь рядом с пятью тысячами гиней в кармане…

— Что такое гинея? — спросил Дуайер.

— Пять тысяч гиней — это пятнадцать тысяч баксов, — объяснил ему Томас. — Так?

— Приблизительно, — сказал Дженнингс и продолжал: — Или вдруг вам стало известно, что какое-то морское судно выставлено на аукцион, или какое-то судно конфисковано за контрабанду таможней. Разумеется, такие суда требуют переделки, но если вы — мастер на все руки, вы не заплатите этим грабителям на верфях, чтобы они сделали вашу работу за вас: никогда не доверяйте ни одному французу на Лазурном берегу, особенно тем, которые живут в прибрежной части города, — они обдерут вас как липку — ну, тогда, если вы, конечно, будете внимательно поглядывать по сторонам, пересчитывать свои денежки каждый вечер, то, если повезет и если вам удастся найти таких людей, которые доверяют вам и готовы до конца летнего сезона выделить вам кредит на содержание яхты и закупку провизии, то считайте, что дело в шляпе, и вы можете отправляться в свой первый рейс на яхте, за которую уплатите всего-навсего восемь — десять фунтов стерлингов.

— Восемь — десять фунтов стерлингов, — задумчиво повторил Дуайер. — С таким же успехом можно назвать восемь — десять миллионов долларов.

— Заткнись, — оборвал его Томас. — Всегда есть способы заработать деньги.

— Да ну? Каким же образом? — насмешливо спросил Дуайер.

— Я сказал, всегда есть способы. Однажды за один вечер я заработал пять тысяч баксов.

Впервые с тех пор как Томас покинул гостиницу «Эгейская» он проговорился о своем прошлом, и тут же сильно пожалел об этом.

— И как же это?

— Это неважно, — резко ответил он. Снова повернулся к Дженнингсу: — Не сделаете для меня одно одолжение?

— Все, что в моих силах. При условии, что мне не придется потратиться, — фыркнул старый моряк, владелец большой яхты, восседающий на вершине всей этой пирамиды, хитроумный отставник британского военно-морского флота, сумевший пережить войну, выбиться из нищеты, большой любитель анисовки, старый просоленный «морской волк», которого никому не одурачить.

— Если услышите что-нибудь, — сказал Томас, — о продаже хорошей, дешевой яхты, то дайте знать. Идет?

— Буду рад вам услужить, янки, — сказал Дженнингс. — Дайте мне ваш адресок.

Томас колебался, не зная, как ему сейчас поступить. У него не было никакого другого адреса, кроме гостиницы «Эгейская» в Нью-Йорке, и он был известен только одному человеку — его матери. До драки с Куэйлсом он довольно часто навещал ее, правда, прежде убедившись, что там не будет Рудольфа, и он случайно не столкнется с братом. Потом он писал ей из портов, куда заходил их пароход, посылал наборы красивых открыток, чтобы создать у старухи впечатление, что дела у него идут хорошо. После своего первого плавания он обнаружил в своем номере в отеле целую связку писем от нее. Вся беда с ее письмами заключалась в том, что она в каждом письме требовала от него, чтобы ей привезли внука, а Томас опасался связываться с Терезой, он сам не мог повидать своего сына. Он скучал не по Америке, а только по сыну.

— Давай адрес, парень, — повторил Дженнингс.

— Дай ему свой адрес, — сказал Томас Дуайеру. Он получал свою почту в штабе общенационального профсоюза торгового флота в Нью-Йорке. Его, Дуайера, никто не выслеживал.

— Когда ты прекратишь мечтать, Томас? — спросил Дуайер.

— Делай, как я сказал.

Дуайер, пожав плечами, написал на клочке бумаги свой адрес, отдал его Дженнингсу. Почерк у него был прямой, разборчивый, аккуратный. Он будет хорошо вести бортовой журнал, этот третий помощник капитана Дуайер. Ну, если только дождется своего шанса.

Дженнингс положил бумажку с адресом в свой старый, потрескавшийся кожаный бумажник.

— Буду держать ухо востро, — пообещал он.

Томас заплатил, и они с Дуайером пошли вдоль пирса, как обычно разглядывая яхты. Они шли молча, не торопясь. Томас чувствовал, что Дуайер украдкой то и дело поглядывает на него.

— Сколько у тебя денег? — спросил Томас, когда они подошли к границе бухты, где к пристани канатами были привязаны рыбачьи шхуны с ацетиленовыми лампами на корме. На пристани сушились разложенные сети.

— Сколько у меня денег? — запальчиво переспросил Дуайер. — Нет и сотни. Этого достаточно, чтобы купить одну миллионную часть океанского лайнера.

— Я не спрашиваю, сколько у тебя в кармане, я говорю вообще. Ты же говорил, что копишь.

— Если ты думаешь, что их у меня вполне достаточно для твоего безумного плана…

— Я спрашиваю, сколько у тебя денег. В банке.

— Две тысячи двести долларов, — неохотно ответил Дуайер. — В банке. Послушай, Томас, прекрати дергаться, нам никогда…

— Послушай, что я тебе скажу, и это только между нами: в один прекрасный день у нас будет собственная яхта. Вот в этом самом порту. Какой благодатный простор для богача, как выразился этот англичанин. Деньги мы как-нибудь достанем.