Богач, бедняк

— Ты сам напросился, Джордах, — прошипел Фальконетти, ринувшись к нему, размахивая своими большими, круглыми пудовыми кулаками. Томас, сделав шаг в сторону, вложил всю свою силу в удар правой точно в живот Фальконетти. Тот издал какой-то странный булькающий звук, будто он задыхается, и, пошатываясь, попятился назад. Томас кинулся за ним и снова нанес сильнейший удар в живот. Фальконетти упал на палубу и, лежа на ней, извиваясь, издавал хлюпающие, хриплые звуки, вырывавшиеся помимо его воли из горла. Он не был в отключке, и горящими, ненавидящими глазами смотрел снизу на Томаса, стоящего над ним, но не мог произнести ни слова.

Ну вот. Все обошлось: быстро, аккуратно, без всяких последствий, с удовлетворением подумал Томас. От ударов в живот не останется никаких следов, и если только Фальконетти сам не проболтается, никто из команды и не узнает, что же между ними произошло на палубе. Ему ясно, что Фальконетти не станет болтать по этому поводу. Фальконетти получил хороший назидательный урок, и не в его интересах распространять эту новость вокруг.

— Ну вот, скотина, — сказал Томас. — Теперь ты знаешь, что почем. Теперь, надеюсь, ты надолго захлопнешь свою помойку.

Фальконетти внезапно сделал резкое движение. Схватив своей громадной лапой Томаса за лодыжку, он дернул ее, и Томас упал на палубу. В другой руке Фальконетти что-то блеснуло. «Нож!» — сразу понял Томас. Вывернувшись, он, лежа, ударил Фальконетти по лицу коленями. Схватив за руку, вывернул ее. Фальконетти стал ловить ртом воздух, и рука, сжимавшая нож, быстро ослабевала. Томас, пригвоздив коленями руки Фальконетти к палубе, дотянулся до ножа, вырвал его и отбросил в сторону. После этого в слепой ярости минуты две молотил кулаками лицо Фальконетти.

Наконец он встал. Фальконетти неподвижно лежал на палубе. Вокруг его головы растекалась лужица крови. Томас, наклонившись, поднял нож и выбросил его за борт.

Бросив последний взгляд на лежащего Фальконетти, он пошел с палубы. Томас тяжело дышал, но не от напряжения и усталости после драки. Нет, от восторга! Черт подери, подумал он, мне это очень понравилось.

Томас вернулся в кают-компанию. Игра в покер прекратилась, но сейчас здесь было гораздо больше народа, чем прежде. Те, кто видели стычку Томаса и Фальконетти, сбегали в каюты и привели сюда своих товарищей, чтобы и они, как наркотиком, насладились от того, чем закончится стычка. Кают-компания гудела от взволнованных разговоров, но как только в нее вошел Томас, спокойный, невозмутимый, с ровным дыханием, все замолчали.

Томас налил себе еще чашку кофе.

— Зря выплеснул остатки из первой, — бросил он присутствующим и, снова развернув газету, продолжал как ни в чем не бывало читать ее дальше.

Томас спускался по трапу, забросив на плечо вещевой мешок умершего норвежского моряка. Жалованье — в кармане. За ним шел Дуайер. Никто с ними не попрощался. С того вечера, когда Фальконетти выбросился за борт во время шторма, с ними из команды никто не разговаривал. Ну и черт с ними! Фальконетти сам во всем виноват. Сам напрашивался. Он избегал столкновений с Томасом, но как только его морда зажила, он начал вымещать свою злобу на Дуайере, когда поблизости не было Томаса. Дуайер сказал, что Фальконетти опять непристойно, с намеком, чмокает губами ему вслед каждый раз, когда они с ним сталкиваются на судне. Однажды, возвращаясь с вахты в свою каюту, Томас услыхал вопли из каюты Дуайера. Он кинулся туда. Дверь в каюту оказалась незапертой. Дуайер лежал на полу, а Фальконетти стаскивал с него брюки. Подскочив, Томас нанес ему сильнейший удар рукой прямо в нос, а ногой — в зад. Фальконетти вылетел за дверь.

— Я предупреждал тебя, — зло сказал Томас. — Лучше держись от нас подальше. Каждый раз будешь получать все больше, я не оставлю это просто так.

— Боже, Томми, — говорил Дуайер с мокрыми от слез глазами, дрожащими руками с трудом натягивая на себя брюки. — Никогда не забуду, что ты сделал для меня. Никогда. Даже через миллион лет. Правда, Томми.

— Хватит ныть, — остановил его Томас. — Он больше к тебе не будет приставать.

Фальконетти теперь не приставал ни к кому. Он делал все возможное, чтобы не попадаться на глаза Томасу, но все равно хоть раз в день, но они сталкивались на судне. И каждый раз Томас говорил:

— Ну-ка, иди сюда, скотина!

И Фальконетти, послушно, спотыкаясь, подходил к нему, а лицо его судорожно дергалось. Томас наносил ему сильнейший удар в живот. Томас не упускал такой возможности и тогда, когда рядом стояли матросы, только не позволял себе ничего подобного в присутствии офицеров. Теперь ему уже нечего было скрывать. После того как команда увидела, в какое кровавое месиво он превратил рожу Фальконетти в тот вечер на палубе, команда все поняла.

На самом деле один палубный матрос, по имени Спинелли, сказал Томасу:

— Как только я тебя увидел, я все время ломал голову, где я мог тебя видеть раньше.

— Ты никогда меня не видел! — возразил ему Томас, отлично понимая бесполезность своих уверток.