Богач, бедняк

Тот, заикаясь, переводил, а Пинки, поняв в чем дело, с отвращением громко произнес:

— Дерьмо, ребята, я вижу, вы опускаете флаг!

— А сейчас, — продолжал Томас, — я вас всех угощаю. Бармен! — Он улыбался, но чувствовал, как у него напряглись все мышцы, как сжались кулаки, и он был готов в любую секунду броситься на самого крупного из них — корсиканца с тяжелой челюстью, в черной кожаной куртке.

Французы неуверенно переглядывались. Они, конечно, пришли в бар не для драки, и, поворчав немного, все же стали по одному подходить к стойке за выпивкой, которую им поставил щедрый Томас.

— Тоже мне боксер, — презрительно фыркнул Пинки. — У вас, у янки, каждый божий день — это день перемирия.

Но все же он не стал упираться и минут через десять дал увести себя из бара. На следующий день он пришел на «Клотильду» с бутылкой анисового ликера и, протягивая Томасу бутылку, сказал:

— Спасибо тебе, Томми. Они наверняка бы проломили мне голову, если бы только не вы. Просто не знаю, что со мной происходит, стоит пропустить лишь несколько стаканчиков. И самое главное, я никогда не побеждаю в драках, весь покрыт шрамами от головы до пят — вот расплата за кураж. — Он добродушно засмеялся.

— Если тебе охота драться, — сказал Томас, вспоминая те дни, когда он сам ввязывался в драки просто так, неважно с кем, неважно по каким причинам, — то дерись только трезвым. Старайся разбираться со всеми по одному. И не заставляй меня заступаться за тебя. Я давно уже с этим покончил.

— А что бы ты сделал, Томми, — спросил Пинки, — если бы они набросились на меня?

— Ну, устроил бы для них небольшое развлечение с мордобоем, — ответил Томас, — чтобы дать достаточно времени Дуайеру улизнуть из бара, и потом сам бросился бы прочь, чтобы спасти свою шкуру.

— Развлечение, — повторил Пинки. — Я бы не пожалел пары шиллингов, чтобы посмотреть на это!

Томас никак не мог понять, что случилось в жизни Кимболла, что толкало его, превращая из милого, дружелюбного, пусть не очень далекого парня в драчливого, невменяемого зверя, стоило ему опрокинуть лишь несколько стаканчиков. Может быть, когда-нибудь Пинки сам ему это расскажет.

Пинки зашел в рубку, бросил взгляд на приборы, настороженно прислушался к ровному гудению дизелей.

— Все, можешь начинать летний сезон, парень, — ободряюще сказал он. — На собственной яхте. Как я тебе завидую!

— Нет, мы пока не готовы, — возразил Томас. — Команда не укомплектована до конца. Не хватает одного человека.

— Как? — удивился Пинки. — А где же тот испанец, которого ты нанял на прошлой неделе?

Испанца ему порекомендовали как хорошего кока и стюарда, и к тому же он не просил больших денег. Но однажды вечером, когда он уходил в увольнительную на берег, Томас заметил, как тот сунул в ботинок у щиколотки нож. Из-под штанины он был, конечно, не виден.

«Зачем тебе это?» — спросил его Томас. «Чтобы меня уважали», — ответил испанец.

На следующий день Томас уволил его. Ему не нужен на борту человек, который прибегает к ножу, чтобы заставить себя уважать. Теперь у него был недобор рабочей силы.

— Я его списал на берег, — объяснил Томас Пинки, в это время они входили в Лагарутский залив, и объяснил почему. — Мне нужен сейчас кок и стюард. Правда, дело может потерпеть недели две. Моим первым клиентам яхта нужна будет только днем, и еду они будут приносить с собой. Но на лето мне нужен человек.

— А тебе никогда не приходило в голову пригласить женщину? — спросил Пинки.

Томас скорчил гримасу.

— Но ведь придется выполнять массу другой черной тяжелой работы, не только готовить.

— Я имею в виду физически сильную женщину.

— В большинстве несчастий в моей жизни, — ответил Томас, — виноваты в одинаковой степени все женщины, как слабые, так и сильные.

— А ты не думал, сколько дней летом тебе приходится терять понапрасну? — спросил Пинки. — Пассажиры постоянно ворчат, что вынуждены терять много драгоценного времени на стоянках в богом забытых портах, чтобы постирать и погладить белье.

— Да, на самом деле, это доставляет немало хлопот, — согласился с ним Томас. — У тебя кто-то есть на примете?

— Кейт, — сказал Пинки. — Она работает стюардессой на «Веге», и ей осточертела эта работа. Она сходит с ума по морю, а вынуждена проводить все лето в прачечной на судне.

— О'кей, — сказал Томас. — Я поговорю с ней. Но предупреди ее, пусть оставит все свои женские игры дома.

Ему не нужна была женщина на борту как женщина. Во всех портах полно девиц, которых можно было подцепить в любое время. Позабавишься с ними, потратив на них несколько баксов, угостишь обедом, поведешь в ночной клуб, поставишь пару стаканчиков — и все, плывешь дальше, до следующего порта, никаких тебе забот, никаких осложнений. Он никогда не спрашивал, как Дуайер удовлетворяет свои сексуальные потребности, для чего ему это знать?

Он, развернувшись, повел «Клотильду» назад, в бухту. Да, судно теперь было готово к плаванию. Для чего зря тратить горючее? Ведь сейчас он платит за него из своего кармана, но только до завтрашнего дня, когда начнется его первый в этом сезоне чартерный рейс.