Ей не хотелось заходить в такое заведение, как «21», с мокрыми волосами, с заляпанными сзади грязью чулками, со значком на отвороте пальто «Запретим ядерную бомбу!», но Рудольф уже подошел к двери.
У двери стояли четверо или пятеро служащих — гардеробщицы, менеджеры и метрдотель. Все они дружно поздоровались с Рудольфом:
— Добрый вечер, мистер Джордах, — и некоторые долго трясли ему руку.
С волосами, конечно, сейчас уже ничего не сделаешь, да и с чулками тоже, поэтому Гретхен не пошла в дамскую комнату, чтобы привести себя в порядок, а сразу прошла вместе с Рудольфом к стойке бара. Они не собирались здесь ужинать и поэтому не стали заказывать столик. Устроились в дальнем конце стойки, где никого не было. У входа в бар за столиками сидели мужчины с гудящими, как у рекламных агентов, голосами, которые, конечно, не собирались запрещать атомную бомбу, и женщины, пользующиеся косметикой фирмы «Элизабет Арден»[84], которые, судя по их виду, никогда не имели проблем с такси.
— Ты сильно рискуешь погубить здесь свою репутацию, — сказала Гретхен. — Приводишь сюда женщину в таком ужасном виде.
— Они видели и похуже, — пошутил Рудольф. — Значительно хуже.
— Большое тебе спасибо, братец.
— Я неудачно выразился, — серьезно сказал Рудольф. — На самом деле ты очень красивая женщина.
Но она не чувствовала себя красивой. Она лишь чувствовала, что промокла, что она потрепанная, старая, уставшая, легкоранимая женщина.
— Сегодня вечером я намерена жалеть себя, — сказала она. — Не обращай внимания. Как там Джин?
Вторая беременность Джин закончилась выкидышем, она тяжело это переживала. Когда Гретхен с ней встречалась, Джин ей казалась такой подавленной, такой далекой и отрешенной. Она вдруг обрывала беседу на полуфразе, поднималась из-за стола и уходила в другую комнату. Забросила свои занятия фотографией и, когда однажды Гретхен спросила, собирается ли она к ним вернуться, только печально покачала головой.
— Джин? — переспросил Рудольф. — Ей уже лучше.
К ним подошел бармен, и Рудольф заказал для себя виски, а Гретхен — мартини.
Подняв свой стакан, он сказал:
— С днем рождения!
Оказывается, он не забыл.
— Не будь таким милым со мной, — попросила она его. — Иначе я расплачусь.
Вытащив из кармана продолговатую коробочку, он положил ее на стойку перед ней.
— Ну-ка, примерь!
Она открыла коробочку с названием фирмы «Картье». Там лежали красивые золотые часики. Она тут же сняла с руки свои массивные металлические часы и, надев новые, защелкнула тонкую золотую цепочку. Ну вот — теперь ее время потечет в драгоценной, изысканной оправе. Единственный подарок за день. Она поцеловала Рудольфа в щеку, стараясь сдержать слезы. Нужно заставить себя изменить мнение о нем, подумала она, заказав себе еще один мартини.
— Ну, какие еще у тебя трофеи за сегодняшний день? — шутливо спросил Рудольф.
— Никаких.
— Ну а Билли звонил? — словно невзначай спросил он.
— Нет, не звонил.
— Пару дней назад я столкнулся с ним в студенческом городке, напомнил ему о твоей дате.
— Он, наверное, ужасно занят, — заступилась Гретхен за сына.
— Может, ему не понравилось мое напоминание, — предположил Рудольф. — К тому же он недолюбливает своего дядюшку Рудольфа.
— Он вообще всех недолюбливает, — сказала Гретхен.
Билли поступил в университет Уитби. Окончив среднюю школу в Калифорнии, он заявил ей, что собирается поступать в колледж на востоке страны. А Гретхен в глубине души надеялась, что он поступит в Лос-Анджелесский университет или в университет Южной Калифорнии, чтобы он по-прежнему жил с ней, дома. Но Билли недвусмысленно дал ей понять, что его это не устраивает. Он не хочет больше жить дома. Хотя он был довольно умным и способным юношей, но не любил перенапрягаться, и отметки его были не настолько высокими, чтобы его приняли в какое-нибудь престижное учебное высшее заведение на востоке США.
Гретхен обратилась тогда к Рудольфу с просьбой использовать свое влияние и помочь ему устроиться в Уитби. Билли был принят в университет. Он редко ей писал, иногда ничего не сообщал о себе по два месяца. А когда письма все же приходили, то были очень лаконичными, и в них он в основном перечислял те предметы, которые посещал, делился своими планами на летние каникулы, которые он проводил всегда только на востоке страны. Гретхен работала в Нью-Йорке уже больше месяца, но он ни разу к ней не приехал, хотя отсюда до Уитби рукой подать. До этого уик-энда она была слишком гордой и не хотела сама к нему ехать, но в конце концов она не смогла больше выносить разлуку с ним.
— Что происходит с мальчишкой? — спросил Рудольф.
— Не знаю. Он наказывает меня и заставляет меня так страдать, — ответила Гретхен.
— Чем ты это объясняешь?
— Все из-за Эванса. Я старалась быть осторожной, никогда не оставляла его на ночь у себя, всегда приходила ночевать домой, никогда не уезжала с ним на уик-энды, но, к сожалению, от Билли ничего нельзя было скрыть. Он скоро обо всем догадался, и в наших отношениях наступило охлаждение. Кажется, женщины больше страдают, когда у них есть дети, а не тогда, когда их нет.