Богач и его актер

Непонятно было, правда, когда она успела так разжиреть, если только и делала, что перепрыгивала из постели в постель. Но она и об этом рассказала: как в маленьком американском городке сняла крохотную квартирку – комнату и умывалку над закусочной – и жила там, наверное, целый год, пытаясь привести в порядок свои мысли, заедая тоску сдобными булочками и запивая ее сладкой газированной водичкой.

– Ты действительно забыла адрес? – спросил Ханс. – Тот адрес, который мне дала, чтобы я посылал тебе деньги?

– Что я, врать тебе буду? – отвечала Сигрид, беря жареную картошку целой пригоршней и пихая ее в фаянсовый лоток с кетчупом, жуя и пачкая красным соусом губы и подбородок. – Действительно забыла. Хо, если бы у меня были деньги! Но и ты тоже хорош, – укорила она, вдруг поглядев на него исподлобья. – Тебе целых два года письма приходят назад, чеки приходят назад. Твоя сестра без денег, твоя сестра голодает. О чем же ты думал? Радовался, что я мучаюсь? Или решил, что я подохла совсем. Еще сильнее обрадовался? Или подумал, – она захохотала, – что я замуж вышла за богача, такого же, как ты? Позавидовал?

– Что ты несешь? Чему тут завидовать? – Ханс придрался к последнему слову.

– А черт вас, мужиков, разберет, – скривилась она, вытирая губы салфеткой, на которой красный кетчуп смешался с фиолетовой помадой.

– Тебе не надоело? Вот так со мной сидеть и разговаривать? – сказал Ханс. – Давай тебя проводят спать, у тебя будет комната с отдельной ванной, а я тоже пойду, я уже устал.

– Подожди, – воскликнула Сигрид, – подожди, не уходи, не смей, стой! Ты меня так и не выслушал.

– Да я уже полчаса тебя слушаю. – Ханс покосился на часы. – Сорок минут я тебя слушаю. Ну что ты мне хочешь еще сказать?

– Я хочу сказать, что ты ничего не понимаешь! – простонала Сигрид.

– Ну это-то я как раз понимаю. Давно понял! – усмехнулся Ханс, хлопнул себя по коленям, встал. – Ладно, до завтра.

Завтра договорились, что Сигрид примет здесь, в этой квартире, то есть у себя дома, – Ханс великодушно сформулировал именно так, чтобы Сигрид чувствовала себя по-настоящему дома, а не приживалкой у богатого брата, – что Сигрид у себя дома примет врачей. Не врачи ее примут, а она их примет, вот как!

Ханс дал нужные указания своему дворецкому, и в течение недели самые лучшие и самые дорогие столичные профессора чередой посещали Сигрид, слушали ее, заглядывали ей в глаза, в рот, щупали живот, возили на рентгеновское исследование, брали кровь из пальца и из вены. На целую неделю квартира Ханса Якобсена – та ее часть, где поселилась Сигрид, – превратилась в некий лазарет.

Профессора сказали, что случай одновременно и сложный, и легкий. Легкий потому, что жизни пациентки вроде бы ничего не угрожает. Сильное ожирение, чрезмерная нагрузка на суставы, небольшое жировое перерождение печени, легкий миокардит, гастрит, разумеется, ну и небольшая угроза диабета. Пока уровень сахара держится в пределах нормы, но бьется о самую верхнюю границу. Нет-нет да и перехлестнет. Поэтому только режим, только диета, лечебная гимнастика и препараты, поддерживающие печень. Это, так сказать, хорошие новости.

А плохие новости – сразу два профессора сказали Хансу об этом, – а плохие новости состоят в том, что наша пациентка вряд ли сможет выдержать это на первый взгляд простое лечение. Вряд ли ей хватит силы воли, чтобы отказаться от привычной вредной пищи, чтобы начать двигаться, делать физические упражнения и, главное, как-то оживить свою психическую жизнь (психиатр тоже консультировал бедняжку Сигрид).

– Вы же не согласитесь поместить ее в больницу скорее тюремного типа? – спросил очередной профессор. – Там, где перед ней будут ставить миску со ста граммами овсяной каши и чашку жиденького киселя без сахара, а потом злой надзиратель будет палками заставлять ее бегать по кругу. Вы же, господин Якобсен, не согласитесь на такой режим для своей сестры?

– Соглашусь, – сказал Якобсен. – Что вы, меня не знаете? Если я смог разорить три транснациональные корпорации и отдать под суд восемнадцать топ-менеджеров, не говоря уже о тысячах людей, которых я обрек на безработицу, – он злобно оскалился, – то неужели вы думаете, что у меня дрогнет сердце перед необходимостью превратить эту мерзкую жирную тушу в стройную подтянутую женщину? Да пусть ее там плетками хлещут, электротоком пытают, отдаю ее вам, профессор!

– Вы меня с кем-то путаете. – Профессор слегка обиделся.

– Зачем же вы меня тогда обнадежили, черт возьми?! – закричал Ханс Якобсен. – Или вы, по вашей ученой манере, рассуждали, как говорится, общо! – И он сделал в воздухе издевательскую загогулину. – Так сказать, en masse?

– Ну, в некотором смысле, – сказал профессор. – Я предложил план лечения, возможно, единственно эффективный в данном случае. Хотя я бы, конечно, предварил его психоанализом.