Богач и его актер

У нее очень странный был взгляд, не то чтобы тяжелый или злой, а похожий на взгляд человека, который знает в миллион раз больше тебя про тебя самого.

Дирк даже покраснел, ему показалось оскорбительным ее надменно-всезнающее выражение лица.

Что она, эмигрантка из России, двадцати шести лет от роду, может знать про него? Она ему во внучки годится! А он, он пережил войну, нищету, трудный поиск своего места в жизни, внезапный взлет славы, огромные деньги, вращение в самых высших кругах Европы и Америки, не только художественных, но и высших во всех смыслах! А потом долго, как мальчик на салазках с покатой горы, летел вниз, пока не приземлился в социальной квартирке. У него были десятки прекраснейших женщин, среди которых как минимум пять были женщинами великими, мирового масштаба. Memoir quality! Мемуарного качества! Так коллекционеры говорят о вещицах, которыми они особенно гордятся: «Museum quality! Музейное качество!» К тому же на его душе лежит тяжким грузом предательство любимой женщины — это раз. Расставание с дочерью — это два. И даже, представьте себе, мадемуазель, убийство! Убийство маленькой девочки, которое он совершил в детстве, сам будучи маленьким мальчиком. Их жизненный опыт несравним, просто несопоставим, как миллиардное богатство Ханса Якобсена и крохотный капитальчик той косметической и парфюмерной Рашели, о которой мы уже вспоминали не раз.

Как она смеет на него так смотреть? Он выпрямился и спросил:

— А почем вы знаете, о чем я думаю? — Спросил гневно, у него даже зубы зачесались от ярости, захотелось ее укусить. Чувство злой собаки проснулось в нем. Перевел дыхание и продолжил: — И о чем именно думаете вы? Давайте сравним! — Заставил себя улыбнуться.

— Вы всё прекрасно знаете, — сказала Лена. — Знаете и понимаете. Зачем слова? Простите, если вам это неприятно слышать.

И она продолжила буравить взглядом черный прямоугольник перед ней. Дирк недолго помялся, переступил с ноги на ногу и сказал:

— В любом случае я благодарю вас за вашу искренность.

— Пожалуйста, — сказала Лена с какой-то странной, непроизнесенной насмешкой. — В случае чего обращайтесь.

Он опять вспыхнул. Кажется, она ему просто хамит.

— То есть вы хотите сказать… — начал было он.

— Я хочу сказать вот что, — перебила его Лена, теперь уже без насмешки, а даже с некоторой заботой. — Попробуйте зайти в бар, вдруг там есть какие-нибудь снеки.

Дирк кивнул, но вышел наружу, к воде.

Уже стемнело. Он хотел немного пройтись, но было холодно. Неожиданно вспомнил, как Ханс Якобсен рассказывал про свою старую маму, которая говорила: «Ну куда же ты пойдешь, сынок? Темно, ночь на дворе!»

— Ну куда же я пойду? — громко сказал Дирк фон Зандов. — Темно, ночь на дворе!

Он поднял руки к небу, уронил их, вернулся в холл, прошагал мимо Лены и спустился на пол-этажа, туда, где был бар.

Бармен сказал ему:

— К сожалению, мы закрыты. Все работают там. — И он показал рукой вверх, имея в виду, очевидно, ужин корпоративных господ. Посмотрел на Дирка и неизвестно почему спросил: — Водки? Виски? Коньяку?

— Дайте карту вин, — сказал Дирк.

— Вина нет, все вино там, только водка, виски и коньяк, — и показал на три больших бутылки, стоявших сзади него.

— Я в смысле цены, — признался Дирк.

— Комплимент от заведения, — сказал бармен.

— Тогда виски, — решил Дирк.

— Тогда дабл? — спросил бармен.

— Да, — кивнул Дирк. — Трипл будет уже слишком.

— Отчего же? — сказал бармен. — Можно трипл, можно два раза трипл, хоть три раза, кто считает?

— Нет, нет! — Дирк испугался, что может от жадности и в самом деле взять два трипла, выпить триста граммов виски и просто отдать богу душу. — Нет, нет, дабл.

— Окей. — Бармен взял тяжелый бокал и вылил туда две мерные стопки по пятьдесят граммов каждая. Потом пошарил вокруг глазами и сообщил: — Снеков нет, есть только фальшивые орешки под пиво, возьмете? Пива, кстати, тоже нет.

— Фальшивые орешки — это как? — спросил Дирк.

Парень залез в какую-то коробку и протянул Дирку длинную ложку, в которой лежали три шарика — два серых и один коричневый. Дирк попробовал. Это была какая-то смесь из муки, соли и перца, ужасно острая и довольно противная.

— Ага, — сказал Дирк. — Давайте, годится. — И, расхрабрившись, спросил: — Тоже комплимент?

— Тоже, тоже, — успокоил его парень и насыпал этих так называемых орехов целый стакан, такой же, как и тот, где уже плескалось сто граммов виски.

— Спасибо.

— Садитесь. — Бармен указал на диван и столик в углу. — Но курить здесь нельзя. К сожалению.

— Я не курю, — сказал Дирк.

— Вот и отлично. Садитесь, расслабляйтесь. Музыку включить?

Но Дирку вдруг стало тоскливо под этими низкими сводами и особенно под взглядом бармена. Ему казалось, что бармен тоже что-то про него знает. Что именно, Дирк не понимал, но чувствовал — что-то стыдное или опасное.

— А можно, — осведомился Дирк, — а можно пойти куда-нибудь вот с этим со всем? Например, в библиотеку, то есть вот в ту большую, главную гостиную? — Он показал рукой вверх и направо.

— Да ради бога, — сказал бармен. — Подносик дать?

— Ну, дайте.