— Ну как — не звал! — с обидой ответила Даша. — Я Силком тащил. Да и сейчас каждый раз зовет. Но, видать, я попросту трусливая. И не любопытная. Как сказал Пушкин, «мы ленивы и не любопытны».
Они помолчали, и Анфиса тихо проговорила:
— Ну а я… Ты только у нас никому не говори. Через год, как только мои близнецы десять классов окончат, забираю их и мужика в охапку — и рву отсюда когти хотя бы в Екатеринбург.
Даша негромко рассмеялась:
— Ну теперь все ясно. Старшая твоя дочь за Екатеринбург зацепилась, и вы за ней?!
Анфиса ответила не сразу:
— Ты здесь особо не распространяйся. Только Надька моя уже в Петербурге. И уже, сопливая, двух мужей сменила. А ей, если помнишь, только девятнадцать лет стукнет. Во дает, а?
— Она и в пятнадцать лет уже была зрелой девушкой.
— В мамочку. Я первый раз переспала с парнишкой, когда мне и четырнадцати лет не было. В поле. В стогу сена.
За этими душевными разговорами они и не заметили, что перегрелись так, что едва сползли с верхнего полка парилки.
— Ну что, подруга, — задиристо спросила Анфиса. — В сугроб с лету рискнем?!
— Положено.
Они выскочили на крыльцо — распаренные, дымные, освещенные только светом тусклой лампочки. Выскочили в темноту едва занимающегося утра и с визгом плюхнулись в сугроб. Долго такой пытки на свирепом морозе никто не выдержит, — три раза кувыркнулись в снегу и, сталкиваясь плечами, полетели обратно.
Еще немножко попарились, а потом, что-то плотоядно бормоча, Анфиса полезла в какие-то ящики и тайнички:
— Ну посмотрим, что нам мои мужички приготовили. Чем мамочку ублажить возжелали.
Мужики Анфисы (муж и близнецы пятнадцати лет) расстарались. Банка с огурцами, уже нарезанная селедочка, помидоры опять же в банке и колбаска, ну и здоровенная бутыль, наполненная мутноватой жидкостью. Даша улыбнулась:
— Видели бы наши школяры, как их учительницы самогон хлещут.
— А видели бы, как мы голые в сугробе купаемся!
Граненые стаканчики уже были наполнены, и Анфиса произнесла традиционный тост:
— Ну, подруга, как всегда: «За родных и близких, за любовь и счастье, и не забудем про себя!»
Едва выпили, едва успели закусить, как в предбаннике раздался мелодичный звон. Голая Даша метнулась к своей шубе и выдернула из кармана сотовый телефон. Крикнула в микрофон напряженно:
— Да!.. Я слушаю!.. Да!.. Володя, это ты?!
Но связь не прошла. Даша огорченно сунула аппарат в карман шубы. Анфиса сказала, не скрывая зависти:
— Красивая игрушка. Брат подарил, он и разговоры оплачивает?
— Конечно.
— И ты с мобильником даже в туалет ходишь?
Даша помолчала, потом сказала севшим голосом:
— Налей. Видишь ли, в чем дело… Брат Володя звонил мне каждые две недели как минимум. А уж под любой праздник — так обязательно. А теперь уже месяц прошел — и ни одного звонка.
— Сама позвони на его мобильник.
— А то я не звонила? Нет связи.
— Так, может, он по своим делам в Америку улетел! Недотягиваются туда ваши игрушки.
— Нет, в начале декабря он звонил мне с Канарских островов. Сказал, что перед отлетом деньги выслал. Я их получила. Тревожно мне, Анфиса. Он ведь по натуре авантюрист. На Канары от Барселоны на яхте поплыл, вот мне и не по себе.
— На фирму его позвони!
— Я не знаю там ни одного телефона.
Настроение испортилось. Подруги выпили еще по паре стаканчиков, без обычного азарта поболтали с. полчаса, прибрались в бане и разошлись.
В целом Анфиса Чарина была добрым и независтливым человеком. Но следует признать и тот факт, что когда ваша подчиненная по службе учительница ходит в шубе из натурального меха, а в баню таскает сотовый телефон, то все это настроения вам не улучшает. К тому же у Анфисы имелся еще один комплекс: у нее было всего лишь среднее профессиональное образование, а у Даши — высшее. Кроме того, Даша читала французские журналы и играла на пианино. Было от чего расстроиться, даже при высокой степени доброты души.
Она добежала до своего дома, взлетела на третий этаж, а муж Михаил (увидевший ее из окна) уже открыл ей дверь навстречу. Спросил добродушно:
— Как банька? Как парок?
— Дрянь, — обрезала Анфиса. — Холодно было.
— Да ты что? — обиделся Михаил. — В парилке девяносто пять градусов по термометру. А в предбаннике двадцать восемь.
На эти оправдания Анфиса внимания не обратила, раздраженно разделась и прошла на кухню. Здесь ее уже ждал стол, накрытый к скромному, но обильному завтраку. За столом сидели ее сыновья, близнецы Пашка и Колька. Природа забавно распорядилась с близнецами. При общем сходстве Пашка был вылитый отец, а Колька скорее смахивал на мать.
Анфиса плюхнулась на табуретку, а Колька спросил обиженно:
— И чем тебе банька не понравилось? Мы же для вас ее специально дважды протопили и всю вымыли.
— Ладно, — отмахнулась Анфиса. — Все хорошо, просто я утром не с той ноги встала.
Михаил присел рядом и прогудел:
— Так и не надо срывать на нас свое дурное настроение.
— Извини. Ты вот что, Миша. Как морозы отпустят, поедешь в Бийск и организуешь, мне сотовый телефон.
— Что-о?
— Мобильный телефон мне нужен!
— Да зачем? Кому ты здесь звонить будешь?!
— Тебе!