Богатая и любимая

Муж не стал спорить, поскольку никогда не сопротивлялся очередным всплескам горячо любимой жены. А близнецы от маминой идеи пришли в полный восторг, поскольку знали, что через неделю мобильник перейдет в их распоряжение. Закричали, перебивая друг друга:

— Правильно, мама! Мы летом в Екатеринбурге видели, что там почти у каждого студента мобильник!

— Да! — вспомнила Анфиса. — А вы зашли там в Политехнический институт? Узнавали, что там с конкурсными экзаменами?

— Так надо еще школу кончить, — неуверенно ответил Колька.

Анфиса сосредоточенно помолчала, потом сказала твердо:

— Не будем ждать, пока вы кончите здесь школу. Закончите в Екатеринбурге.

— Это как? — растерялся Михаил.

— Так. К новому учебному году переберемся в Екатеринбург.

— Зачем?!

— Я хочу, чтоб мои дети развивались по требованию времени. Работали на компьютере, говорили по-французски и играли на фортепиано.

— А школу на кого бросишь?

— Дарью Муратову начальству рекомендую. Она давно на мое место рвется. Пусть хлебнет лиха.

— Подожди, а где мы в Свердловске, то есть в Екатеринбурге, жить будем?

— Найдем где, на улице не останемся.

Пашка одобрил материнскую решительность:

— Молодец, мама. Отважный ты человек. Так и надо — управлять своей судьбой, а не плыть по течению.

— Да подождите вы, отважные! — едва не заплакал Михаил. — А как же наш цветущий по весне сад? Как же наша пасека и пчелы?! Столько труда положили!

— Все продадим и на эти деньги купим в Екатеринбурге квартиру, — четко ответила Анфиса.

— Ну как скажешь, — покорился, как всегда, Михаил.

Принятое решение вернуло Анфисе доброе расположение духа, и она принялась за завтрак, поскольку, как уже, кажется, отмечалось, любила поесть даже лишний раз в день. Отчего и имела фигуру мощную, сильную, по-своему красивую, — на соблазн всем мужичкам Семенова от восемнадцати до девяноста лет.

…Когда Даша вернулась домой, принаряженная и просветленная тетушка Антонина уже накрывала стол. И следует сказать прямо — редко у кого мог быть такой стол в городе Семенове. Ну, может быть, еще у десятка семей. Тут тебе и балычки, и заливные из семги, икорка красная и черная, прочие всякие соленья-варенья, что обеспечивалось, конечно, теми 500 долларами, которые ежемесячно присылал брат Володя. Такая сумма в масштабах города Семенова была фантастической. Даже директор чулочной фабрики в пересчете на доллары получал от силы 200, да и то нерегулярно. Однако и то сказать, что за деликатесами приходилось ездить в Бийск, поскольку в магазинах Семенова набор продуктов представлял собой ассортимент сродни солдатскому пайку. Никаких изысков не признавал, и никто этих изысков и не запрашивал.

— Переоденься, — строго сказала тетушка. — Все-таки святые дни грядут.

— Да. Конечно.

Переоделась она в строгое, черное платье, глухое, как водолазный скафандр. В нем обычно ходила на разного рода официальные праздники. Антонина спросила с осторожной улыбкой:

— Даша, я к столу соседей пригласила. Бабку Олю и Ивана с женой. Можно?

— Да, конечно. Зачем ты спрашиваешь?

— Ну вот придут, я пироги из печки и выну. И водку с коньяком из холодильника. А ты не жди, садись, ты же после баньки кушать, наверное, очень хочешь.

Даша присела к столу и положила рядом с собой сотовый телефон.

— У нас опять новый священник, — сказала Антонина. — Ну совсем молодой. Но, ничего не скажешь, обходительный, службу знает и поет по-настоящему.

— И чем ты недовольна?

— Так ты уразумей. У молодых в этом святом деле благолепия, торжественности нет. Бороденка у него еще хилая, весь из себя поджарый. Мужества еще нету.

И в этот момент под рукой Даши вновь подал свой мелодичный голос сотовый телефон.

— Да! — схватила она аппарат и крикнула напряженно. — Я вас слушаю! Володя, это ты?

На этот раз связь прошла идеально — будто собеседник здесь за печкой сидел.

— Здравствуйте, Дарья Дмитриевна, — прозвучал незнакомый голос. — Попробуйте меня вспомнить. Лет пять назад я прилетал к вам, сопровождая нашего президента, вашего брата Владимира Дмитриевича. Это его партнер Юрий Васильевич Дорохов.

— Я вас плохо помню, Юрий Васильевич, — насторожившись от этого неожиданного звонка, ответила Даша.

Дорохов в далекой Москве словно запнулся и произнес через паузу другим тоном:

— Дарья Дмитриевна… Мне очень больно, но я вестник большого горя… Наш любимый президент, мой друг и ваш брат, и его жена… Пропали без вести… Около Канарских островов.

Оглушенная, Даша ничего не отвечала, и Дорохов крикнул тревожно:

— Вы меня слышите?

— Да, — заледеневшим голосом выдавила Даша. — Как это — пропали без вести?