И к этому никто не подготовился! Единый руководящий центр так и не выбрали, не говоря уж о лидере! Все правильно, — всезнающий Сергеев, прав, как всегда.
— Хорошо. — Даша позвала Катю: — Екатерина Владимировна, я вас попрошу, пригласите секретарей Аню и Свету, попросим их провести подсчет голосов.
Ходить за ними не пришлось. Обе оказались у приоткрытых дверей зала и вошли, ничем не смущаясь.
Даша перевела дыхание и громко произнесла:
— Первым проходит предложение об изменении в уставе. Кто за изменения?!
В частоколе взметнувшихся рук определить было невозможно, какая часть зала голосовала «за», Аня и Света скользили вдоль рядов и громко вели подсчет. На все про все ушло минуты три. Света сделала запись в блокноте, вырвала листок и подала его Шемякину.
— Кто против?!
Опять лес рук, и опять не видно перевеса в ту или иную строну. Еще раз произвели подсчет.
Шемякин принял второй листок, подошел к трибуне, слегка отодвинул Дашу от микрофона, произнес суконным голосом:
— За перемены в уставе — тридцать семь голосов. Против изменений — сорок один!
На несколько секунд вспыхнули недовольные выкрики, но тут же осели.
Шемякин пришел в себя, взбодрился и произнес в микрофон уверенно, на повышенных тонах:
— Господа, я полагаю, что при возникшей ситуации голосование по недоверию президенту теряет всякий смысл. Даже утвержденное недоверие ничего не даст. Кроме формальности.
На этот раз тощий и длинный оппонент посчитал нужным выйти к трибуне и произнести в микрофон уже без вызова:
— Я предлагаю такой компромисс, Дарья Дмитриевна, я думаю, что вы примете мое предложение. Проголосуем за то, что мы даем вам ровно год. Либо вы проявите себя и мы выйдем из стагнации, либо вы добровольно покинете кресло президента. Голосуем?
— Не надо, — обрезала Даша. — Я принимаю ваше предложение. Ровно год — ни днем больше, ни днем Меньше.
Аплодисменты поначалу были жидкими, но постепенно набрали силу, и акционеры один за другим встали со своих кресел.
Даша сошла с трибуны, наклонилась над Катей и быстро спросила:
— Будешь выступать?
— Нет, тетка. Я могу все испортить. Ты и так выиграла.
В проходе между креслами поднялась рослая женщина с крупными, грубоватыми, по-своему красивыми чертами лица. Произнесла без напора, без вызова:
— Дарья Дмитриевна, коль скоро мы здесь собрались и даже укрепили дружеские отношения и поскандалили, как положено в хорошей семье, то теперь хотелось бы услышать несколько слов о вашей программе. Вы согласны, что холдинг уже более полугода буксует на месте? Надо что-то делать. Я очень уважаю вашего брата, но Теперь уже стало очевидным, что прежние методы управления устарели.
— Согласна. Полная новая программа еще не выработана. В течение месяца каждый получит ее. Пока я могу лишь сообщить о некоторых основных предложениях.
Собрание перетекло в относительно спокойное русло. Предложения Даши не столько критиковали, сколько поправляли.
Как ни странно, но вопрос о производстве «Афро» не вызвал споров. Это была заслуга Артемьева. Поднялся на трибуну, замучил собрание сложной терминологией и никому не понятными фармацевтическими формулами.
Через четыре часа Даша вымоталась до состояния полного бессилия.
Когда она возвращалась в свой кабинет длинными коридорами офиса, то ей казалось, что ее шатает и качает, словно матроса на палубе в жестокий шторм.
В приемную она вошла вместе с официантами, доставившими поздний обед. Расторопные ребята узнали про затянувшееся собрание и ждали своего часа. Даша рассеянно поздоровалась с ними, а секретаршам сказала:
— Девочки, я хочу пару часов побыть одна. Отключите всю связь, никого не пускайте и где-нибудь пообедайте. Деньги у вас есть?
— Есть, — ответили обе, с сочувствием глядя на Дату.
Официанты тоже чутко уловили настроение очень выгодной клиентки, молча и на пределе ловкости быстро сервировали стол и тут же исчезли. Даша присела на диван, опустила голову на руки и попыталась дать хоть какую-то оценку завершившемуся собранию. Победа или поражение? Скорее все-таки победа. Хотя бы формальная победа на год. Она услышала, как стукнула дверь кабинета, и раздраженно подняла голову.
Оказалось, что вошел Аркадий Седых. А может быть, и не он, поскольку парень был неузнаваем. Испуганная гримаса сводила судорогой его лицо, а голос дрожал, когда он пролепетал, заикаясь:
— Дарья Дмитриевна. Я погиб. Мы погибли.
— Когда? — нелепо спросила Даша.
— Сегодня. Моего отца, моего папу увезли в прокуратуру!
— Прокуратура еще не тюрьма. — Она встала, понимая, что и сама говорит вздор. Положила руку на плечо Аркадия и закончила: — Не бойся. В твоей судьбе в холдинге для тебя ничто не изменится.
На его глаза навернулись слезы, и Даша остро почувствовала, что этот херувимчик стал еще красивее, хотя и казалось, что дальше уже некуда.
— Правда? — задрожав, спросил он. — Вы меня не продадите?
— Нет.