Богатая и любимая

— Поговорим откровенно. Чтоб уж все было ясным до конца.

— Прошу вас.

— Ведь за вами стоит Сотоцкая. Тесно к вам прижатая. Так?

— Безусловно.

— Сотоцкая не скрывает своей неприязни ко мне. Я не буду перечислять те интриги, которые она раскручивала по отношению ко мне. Кое-что я знаю, а большей частью и не знаю. Сотоцкая для вас близкий человек, но это меня настораживает.

Артемьев насмешливо хмыкнул:

— Вас настораживает домохозяйка Лидия Павловна Сотоцкая?

— Как это?!

— А разве вы еще не подписали ее заявление об увольнении по собственному желанию? Ай да канцелярия у нас! Лидия Павловна написала заявление уж три дня тому назад.

Даша подумала, потом спросила с вымученной улыбкой:

— Если мы, Глеб Сергеевич, простите за грубость, списали Сотоцкую за борт, то могу я считать, что мы с вами, как деловые партнеры, идем вместе до конца?

— Да, — моментально ответил Артемьев. — До конца. Каким бы он ни был.

В шесть часов Даша отпустила секретарш, а сама решила заняться некоторыми текущими делами, которые оказались в запущенном состоянии. Около девяти собралась домой, но тут позвонил герр Штраус и взмолился его подождать — самолет у него уходил на Франкфурт в три часа ночи, а он, герр Штраус, желал вернуться на фирму с победой. То есть в подписанными документами о продолжении сотрудничества с холдингом «Гиппократ». Пришлось ждать. А потом еще два часа вести хитрую схватку с изощренным в словоблудии немцем. В конце концов поправили соглашение, завизировали его, и каждый остался при своей победе.

Домой вернулись в первом часу ночи. Греф даже машину в гараж не загнал, а тут же пошел спать.

А Дашу ждала в гостиной Тамара, которая сказала тревожно:

— Даша, Катенька ушла утром, и до сих пор ее нет!

— Не маленькая, — проворчала Даша. — Ее жизнь в Англии мы проконтролировать не могли, так что местный контроль также дело пустое.

— Все одно мне боязно.

— Я позвоню Дорохову, она наверняка у него.

Даша уже поднималась на свой этаж, Тамара крикнула ей вслед:

— Вам письмо принесли! В кабинете на столе лежит!

— Спасибо.

В кабинете на столе лежал большой конверт, а Дашу уже призывал к себе сотовый телефон. Голос Дорохова, сдержанно радостный, зазвучал очень бодро:

— Первое, Даша, — Катя у меня, не дергайся. Второе — в каком бы ты ни была сейчас состоянии, садись в машину и приезжай.

— Я измочалена, Юрий Васильевич.

— Придется пересилить себя. У тебя всего шесть часов очень приятного свидания.

— С кем?

— Не буду портить сюрприз, но не падай в обморок.

— Еду.

По ходу разговора она надорвала большой конверт и, когда положила мобильник на стол, извлекла из конверта два листа с текстом, отпечатанным на принтере. Подпись была четкой: «Максим Епишин».

Пришло послание, где Максим наверняка пространно пытался что-то объяснить. А что он мог объяснить? Сначала Даша решила порвать письмо и бросить его в мусорную корзину. Потом передумала, сунула бумагу в Конверт и забросила его в стол. Быть может, когда-нибудь появится желание просмотреть эти наверняка жалкие оправдания.

Она вышла из дому под сияние луны, дошла до флигеля и постучала в двери комнаты, где проживала ее охрана.

— Да, входите! — выкрикнул Малашенко.

Он играл в шахматы сам с собой, а Греф уже укрылся с головой одеялом, может быть, успел заснуть.

— Андрей, надо ехать к Дорохову.

Парень растерялся:

— Дарья Дмитриевна, я не знал. Я тут пару пива хлебнул. — Но решение проблемы он нашел сам, кинулся к Грефу, толкнул его, но сказать ничего не успел.

Греф, скинув ноги с койки, буркнул:

— Слышал, едем.

Он открыл ворота, нажав на тумблер панели управления, и вышел к машине.

Когда подъезжали к Москве, сказал недовольно:

— Перезвони Дорохову.

— Зачем?

— Затем, что это ночной выезд.

— Ну и что? — не поняла Даша.

— А то, что голос Дорохова могли изобразить чужие люди! И мы катим сейчас в западню.

Спорить с этим остервенелым служакой было бессмысленно, и Даша дозвонилась Дорохову:

— Юрий Васильевич, мы на подходе.

— Прекрасно! Мария Афанасьевна уже дожарила гуся. Помнишь, чье это любимое блюдо?

— Не помню. До встречи.

Она сунула мобильник в сумочку и спросила:

— Доволен, трусливый Греф?

— Да, отважная дура.

— Ты чего это так охамел? — поразилась Даша.

— На днях узнаешь.

Московские улицы по позднему часу были почти пустые, и они добрались до дома Дорохова очень быстро.

Греф едва коснулся дверного звонка, как двери распахнулись, и сияющая Катя кинулась Даше на шею:

— Тетка! Великий день! Я знала, что так и будет! Идем! Ты, Греф, тоже иди с нами!

Даша ступила через порог. Сначала увидела Дорохова на диване, потом Шемякина в кресле. Мужчина в светлом костюме сафари поднялся с дивана.

Даша, чтобы не упасть, схватилась за стол:

— Володька, это ты?! Живой?

— Я, сестра.

Он шагнул ей навстречу, они обнялись и молча стояли так, словно изваяния, около минуты.

Мария Афанасьевна позвала через порог:

— К столу, к столу, а то гусак остынет!

— Что с тобой произошло, Володька? — спросила Даша. — Где ты пропадал?

— Мне надоело повторять эту в общем-то скучную историю. Катя тебе все расскажет.