Богатство и Драма Семьи Меньшиковых

Между тем, образовавшийся квартет из трех полицейских и заместителя начальника строительной бригады, покинул строительную площадку и двигался по мосту к месту, где предположительно ночью упала сама, или с чьей-то помощью, несчастная девушка. Мужчины шли молча, полицейские ничего не говорили Зайцеву, а сам спрашивать он не хотел, мысленно подбирая отговорки к возможным вопросам. Через несколько минут полицейские остановились у края моста, а с ними и Иван Иванович не сразу сообразивший, в чем может быть дело.

– Пойдите сюда, не бойтесь, – встав у края, Борисов поманил рукой Зайцева.

Иван Иванович сделал пару шагов, но не доходя до края остановился.

– Не бойтесь. Посмотрите вниз. Там причина нашего визита.

Трое мужчин стояли у края моста и смотрели то вниз, то на застывшего Зайцева. Робкий Иван Иванович переборол страх и, сделав еще два коротеньких шажка, осторожно заглянул вниз. Мужчина не сразу понял, куда надо смотреть и шарил глазами по рельсам, которые собственноручно менял в прошлом году.

– Трансформатор, – уловив недопонимание путейца, уточнил Борисов.

– А! – коротко вскрикнул Зайцев, едва обгоревшая фигура оказалась в поле его зрения. Иван Иванович резко дернулся, хватаясь за голову, и на миг позабыл о тяжелой, переполненной бумагами папке, зажатой под мышкой. Лишь ощутив пустоту в том месте, где была теперь уже ускользающая папка, Иван Иванович вновь дернулся, и улетел бы вслед за архивом, если бы не молниеносная реакция участкового, вцепившегося в последний момент за шкирку терявшего равновесие Зайцева. Тяжелая папка перевернулась в воздухе, плашмя ударилась об один из проводов, поддерживавших руку, и нарушила равновесие тела. Погибшая качнулось, повисшая рука потянула за собой корпус, и вся человеческая масса, словно циркуль, описывающий невидимую дугу, сделала пируэт и с хрустом приземлилась на щебень, рядом с рассыпавшейся папкой. Кошкин почувствовал, как спасенный Иван Иванович обмяк.

– Кажись, отбой электрикам. – Борисов развел руками.

– А вот и пластырь, – в полголоса добавил криминалист, заметив бегущего Климова.

Глава шестая

Перепуганный Иван Иванович трясущимися руками собирал разлетевшиеся справки, записки и квитанции, изредка поглядывая на лежащее рядом обгоревшее женское тело. Последние две квитанции с приклеенными чеками, Зайцев подцепил отломанной веткой, боясь слишком близко подходить к трупу. Закончив бумажные дела, Иван Иванович быстрее ветра покинул место происшествия, оставив о себе и отсутствующем начальнике-Терехове все возможные данные и координаты. После ухода Зайцева Шилов сделал еще несколько снимков с близкого расстояния.

На вид девушке было около тридцати, возраст определяли приблизительно, скорее по фигуре, нежели по лицу. Голова была сильно обожжена. Само лицо напоминало черную застывшую лавовую породу, глазницы пусты, брови и ресницы сгорели. Присмотревшись, становилось понятно, что в некоторых местах кожа отсутствовала, и поверхность лица формировала обгоревшая мышечная ткань вперемешку со свернувшейся кровью. Зрелище крайне неаппетитное. Тонкие балетки прикипели к ступням, мягкая подошва растеклась, оставив несколько комков застывшей резины в том месте, где ноги касались забора.

Надев перчатки, Шилов, сидя на корточках производил первичный осмотр. Криминалист прощупал карманы в поисках личных вещей, но у погибшей ничего не оказалось, тем не менее, на одном из пальцев имелось кольцо без камней, предположительно золотое. Маленькое колечко так по-детски смотрелось на тонком обожженном пальце. Эта детскость навела Шилова на мысль, что кольцо вполне могло быть подарено родителями, но все это еще предстояло выяснить, а для начала требовалось установить личность погибшей.

– Ну что там, Ген? – Борисов, убрал в карман телефон. – Есть что-нибудь полезное?

– Нет, ничего, – покачал головой криминалист.

– Значит где-то должна быть сумка, я прав?

– Конечно, Жень, где-то должна. Если это не убийство с целью сокрытия ограбления.

– Только что об этом подумал, – мрачно заметил следователь, – тогда, скорее всего, глухарь, и до свидания премия.

– С таким лицом опознание будет нелегким.

Борисов махнул рукой. Две вещи, которые он ненавидел в работе следователя – это опознание и общение с плачущими родственниками. Ни того ни другого избежать было невозможно. Следователю казалось, что эти процедуры своей эмоциональной окраской угнетают его профессиональное чутье. Пусть это воспримут как эгоизм и неспособность к сопереживанию, но Евгений был первостатейным человеком действия, сухим, но уверенным, что можно сэкономить на чувствах к мертвым, оставив силы и эмоции на помощь живым.

– У неё какие-то шрамы на лице, на шее и ниже спускаются. Видишь, рубчики? – приглашая коллегу опуститься на корточки, криминалист взял девушку за шею и немного повернул ей голову, подставив профиль лица для обзора. На шее девушки виднелись крестообразные зарубцевавшиеся шрамы. Присмотревшись, можно было насчитать как минимум два десятка.

– Что это за хрень?

– Шрамы.

– Да я вижу, что не родинки, от чего они могут быть?