Богатство идей. История экономической мысли

Такое указание на фигуру «хозяина» приводит нас к понятию собственности или, лучше, «распоряжения» или «владения» – последние термины позволяют избежать полного отождествления этого понятия с представлением о частной собственности в современном обществе. Само это понятие не составляло тогда проблемы, положение изменится лишь несколько веков спустя, во времена патристики (как мы увидим далее). Оно обозначало лишь аспект более общего обсуждения политической и социальной организации. В этом отношении мы обнаруживаем значительные расхождения между разными авторами, и в частности между Платоном, который выступал за коллективное владение средствами производства и коллективистские начала в организации потребления, и Аристотелем, придерживающимся реалистического понимания человеческой природы: «К тому, что составляет предмет владения очень большого числа людей, прилагается наименьшая забота. Люди заботятся всего более о том, что принадлежит лично им; менее заботятся они о том, что является общим, или заботятся в той мере, в какой это касается каждого» [Аристотель, 1983, с. 406].

В то же время существовало повсеместное сходство в идеях о происхождении социальной стратификации, связываемом с врожденными различиями между людьми и вытекающим отсюда разделением решаемых ими задач. Именно на этом, в частности, основывалось разделение между земледельцами, воинами и философами в «Государстве» Платона. Он выводил возникновение государства из разделения труда между отдельными функциями, такими как земледельцы, строители, ткачи. В свою очередь, разделение труда вытекало из того, что «люди рождаются не слишком похожими друг на друга, их природа бывает различна, да и способности к тому или иному делу также»[41] [Платон, 1971, 370б].

Аристотель следовал Платону в отнесении начал социальной стратификации к самой природе человека. Это в первую очередь относилось к базовому для него разделению обязанностей между мужчинами, женщинами и рабами. Аристотель безапелляционно заявлял в «Политике»: «Но женщина и раб по природе своей два различных существа: ведь …в природе каждый предмет имеет свое назначение» [Аристотель, 1983, с. 377][42]. Здесь, таким образом, рассматривается разделение ролей в обществе, а не разделение рабочих задач. С точки зрения Аристотеля, этот последний момент касался рабов, но никак не господ: «Господином называют не за знания, а за природные свойства; точно так же обстоит дело с рабом и свободным. Правда, можно вообразить и науку о власти господина, как и науку о рабстве, последнюю – вроде той, какая существовала в Сиракузах, где некто обучал людей рабству: за известное вознаграждение он преподавал молодым рабам знания, относящиеся к области обычного рода домашних услуг. …Все подобного рода науки – рабские, господская же наука – как пользоваться рабом, и быть господином вовсе не значит уметь приобретать рабов, но уметь пользоваться ими» [Там же, c. 386–387].

И Платон, и Аристотель, таким образом, выводили социальную и политическую стратификацию из некоего природного факта, проистекающего из сущностных различий между различными членами общества. Этот тезис с явным авторитарным подтекстом долго будет оставаться влиятельным[43], но разительный контраст составит тезис, который будет развивать Адам Смит (см. подразд. 5.7 наст. изд.). С нашей точки зрения, однако, многие другие аспекты их наследия оказали значительное влияние на последующий ход развития экономической мысли, пусть часто и в искаженном виде (связанном с попытками осовременить их). Далее (см. подразд. 2 наст. гл.) мы обратимся к взглядам Аристотеля на деньги и ростовщичество. Здесь же мы можем кратко упомянуть указание, данное Платоном в «Законах», на роль страданий и удовольствий как факторов человеческого поведения[44], или же на разделение Аристотелем между потребительной и меновой ценностями[45]. Не так просто интерпретировать аристотелевский анализ обмена, который был представлен в «Никомаховой этике» как часть этической теории и который по-разному будет восприниматься в схоластическом анализе справедливой цены[46].

2.3. Наследие патристики

В силу ограниченности места мы не будем здесь останавливаться на текстах эпикурейцев (и самого Эпикура), равно как и на текстах стоиков – хотя их влияние четко прослеживается в работах ведущих фигур в истории экономической мысли (в частности, Мандевиля и Смита в XVIII в.). По этой же причине мы вынуждены оставить в стороне древнеримскую литературу (включая и таких значительных авторов, как Цицерон и Сенека), хотя она оказала непосредственное воздействие на аспекты, связанные с правом, например определение прав собственности. Здесь мы остановимся лишь на разделении между «естественным правом» и «правом народа», которое отразилось в рассуждениях ранних Отцов Церкви.