Богатство идей. История экономической мысли

На самом деле, руководящей целью исследований Бентама было создание такого правового кодекса, который позволит достичь господства Разума в человеческом обществе, а основным инструментом законодателя при этом должно быть исчисление счастья. С его помощью законодатель может принимать во внимание поведение индивидов, мотивированных их собственным интересом, и воздействовать на него при помощи законов, устанавливающих награды и наказания, чтобы направить индивидуальное поведение в сторону оптимальной ситуации, соответствующей принципу наибольшего счастья. Разумеется, большие или меньшие количества счастья, возникающие в результате разного образа действий, рассчитываются для всего общества и оцениваются самим законодателем. (Нет необходимости даже в том, чтобы индивидуальное поведение направлялось исключительно индивидуальным исчислением счастья, индивиды могут в большей степени направляться своими привычками, чем постоянными рациональными подсчетами результатов каждого действия; значение имеет только то, что законодатель, если он захочет изменить индивидуальный выбор, может сделать это при помощи соответствующего набора положительных и отрицательных стимулов.) Другими словами, задача законодателя состоит в создании гармонии между частным и общественным интересом.

Использование законодателем исчисления счастья предполагает наличие двух предварительных условий. Во-первых, предполагается, что различные удовольствия и страдания каждого индивида могут быть сведены к количественной величине, изменяющейся вдоль одномерной шкалы. Во-вторых, предполагается, что колебания блага разных индивидов могут быть алгебраически суммированы. Точнее говоря, предполагается идентичность способности всех индивидов испытывать удовольствие и страдание.

Бентам во многих аспектах был истинно верующим в мощь Разума и в применимость исчисления счастья блага к одномерной, гомогенной человеческой природе. Тем не менее в действительности во всех его работах, количество которых впечатляет, нельзя найти, насколько мне известно, ни одного примера фактических расчетов такого рода, с численными оценками удовольствий и страданий. Бентам систематически ограничивается описанием элементов, которые влияют на «количество» удовольствий и страданий (таких как «интенсивность, продолжительность, определенность, близость, плодовитость, чистота и охват»). Этого было достаточно для его целей при рассмотрении специфических проблем, например, для определения критериев, которым должны соответствовать законы (в особенности относящиеся к наказаниям, как в дискуссии о смертной казни). Можно добавить, что идея отчетливо определенной, полной карты индивидуальных предпочтений, служащей основой фактической количественной оценки полезности и вреда, вовсе не приходила на ум Бентаму при рассмотрении поведения экономических агентов. Как мы видели выше, задача законодателя состояла в оценке общественных и индивидуальных предпочтений; исчисление счастья, подчеркнем это снова, было введено Бентамом в данном контексте (и в более общем плане – в контексте дискуссий об этике), а не в контексте анализа потребительского поведения.

Более того, хотя Бентам, кажется, и был склонен к субъективной теории ценности (которая, как мы видели, уже имела многовековую традицию), различие между его утилитаризмом и позднейшей маржиналистской экономической теорией состоит в угле зрения. Бентам оценивал результаты различных способов действия (и особенно правовых норм: типичное для современного утилитаризма различие между «утилитаризмом правил» и «утилитаризмом действий»[311] здесь неприменимо), анализируя их последствия, тогда как маржиналисты нацелены на оценку товаров через связь между меновой ценностью и потребительной ценностью. Понятие предельной полезности, на котором основана эта связь – как мы увидим в главе 10, – требует, чтобы потребление каждой последующей единицы каждого товара рассматривалось как отдельное действие. В этом (и в частности, в постулате снижающейся предельной полезности) нет необходимости с точки зрения бентамовского законодателя; в самом деле, весьма вероятно, что Бентам – и даже некоторые из его наиболее известных последователей, в частности Джон Стюарт Милль – посчитал бы, что использование в подобной аргументации исчисления счастья является слишком большой натяжкой.