Богатство кассира Спеванкевича

«…Еще два совета…»

Страх не позволил читать дальше. Лучше ничего не знать, бросить записку, порвать в клочки, пустить по ветру. Забыть о ней ах, забыть!.. Зачем, в самом деле, он тащится сейчас в Блоне? Почему именно в Блоне? A ну как именно там его ждут Квазимодо с Янтей? Незнакомец в вагоне походил скорее на агента Ады. Почему?.. Ну, просто такой вид… Почему, впрочем, на агента Ады? По какому признаку можно это определить?..

Нет. Это одна из конкурирующих банд послала за ним вдогонку своего соглядатая. Можно ли предположить, что они позволят ему скрыться с деньгами? Но этот тип предал своих товарищей и готов разделить с ним добычу, о чем его и предупреждает. Он направил его по быдгощской линии, сам, конечно, поехал следом. Наконец Спеванкевич стал что-то понимать. В вагоне, само собой разумеется, должен был находиться еще один человек из той же банды, потому что этот тип сунул записку ему украдкой и даже написал ее печатными буквами. Чтоб не оставлять доказательств… «Радионаблюдение» же, в свою очередь, говорит о том, что он просто хочет замести следы… Это было слишком очевидно… Проклятая судьба! Когда только вырвется он из лап бандитов?

«…Еще два совета: дорогу тебе укажет твоя собственная тень, следи за ней, чтоб она все время была рядом с тобой с правой стороны!»

Тень находилась прямо перед ним. Он повернулся к ней правым боком, сориентировался, да, но в таком случае он вновь вернется к венской железной дороге, откуда только что пришел. Что ж это за «совет»?

«…а если не будешь знать, как поступить, если усомнишься в великой цели, если почувствуешь тревогу и одиночество в полях, уйди в себя и повторяй эти три святых слова: „Азазамон! Эрийонас! Бальба!“ (из них „Бальба“ — самое сильное и самое святое)».

Нет… Вовсе это не банда, просто какой-то теософ, мистик, ясновидец… Почувствовал, по-видимому, в вагоне, что от Спеванкевича исходит магнетическая сила… Ощутил вихрь его забот и решил помочь незнакомцу как ближний ближнему, как велит ему его тайный орден. Но честный малый не разобрался, кому он помогает в беде… Тоже мне ясновидец… Не стал бы он помогать растратчику или, попросту говоря, вору. Мистики больше, пожалуй, на стороне банков… Тень… Святые слова… Нет времени, чтоб хорошенько осмыслить все премудрости магии, но даже если всерьез в них поверить, сомнительно, чтоб это принесло его нечистой душе успокоение. И вдруг перед ним встали добрые, до странности красивые глаза этого одухотворенного уродца… Ах, даже ангел — а о человеке и говорить не приходится — не посоветует ему ничего другого, как смиренно и без оговорок отдать шайке похищенное, иначе говоря, вернуть в банк приобретенные путем грязных спекуляций деньги да еще попросить у банкиров-преступников прощение…

Ну нет! Не для того мучился он всю жизнь, чтоб, решившись после внутренней борьбы на великий шаг, преодолев страх и опасность, перехитрив и одурачив свирепых убийц и бандитов, отправиться теперь в Каноссу или, зная нравы своей шайки, попросту говоря, в тюрьму.

Как же, держи карман шире! Уж лучше смерть от собственной руки, лучше яд и петля, чем унизиться перед судьбой, вернуться к прежней жизни!

Наконец-то он ощутил в себе мужество. Впервые в жизни почувствовал к себе уважение. Должна же была наступить эта минута!

Он увидел теперь свое положение со всей ясностью и дал ему оценку разумно, трезво — так, как делал тогда, когда обдумывал свои фантастические фильмы и романы. Что остается герою романа в его положении?

Не терять ясности мысли. Не забивать голову пустыми бреднями. Жизнь до смешного проста. Разве не прорвался он сквозь цепь бандитской облавы? Это ж решительная победа! Он, дилетант, начинающий, так сказать, правонарушитель, одурачил бывалых, матерых преступников. Теперь мир ему открыт, и, если Снятынь под наблюдением, он двинется на запад, на свою великую немецкую родину, где затеряется без следа, где, живя в комфорте и покое, дождется той минуты, когда можно будет делать все, что ему заблагорассудится. Там, в тишине Шварцвальда, в Саксонской Швейцарии, скорее всего где-то в горах юга, на берегу озера, он будет спокойно, без спешки, строить мудрый план жизни. А прежние его мечты, которые плодились, больные и бессчетные, без солнца и воздуха, под облупленной стеной Панской улицы, эти пустые бредни пора отправить на, свалку прошлого. Все начнется сначала. Опираясь на могущество денег, в безбрежности свободы сами собой родятся небывалые помыслы и желания — это будут сущие чудеса! Придет еще та пора, когда исчезнут последние воспоминания, не будет даже следа былой жизни. А теперь отдохни, измученная душа! Возрадуйся великой радостью в час освобождения!