Богатство кассира Спеванкевича

— Хорошенькие факты… Да известно ли вам, кто я такой?

— Известно. Вы ничтожество, нуль. Ваше достоинство только в том, что вам известно об этом. Вот почему вы пошли на дело, требующее безумной отваги, ну и, разумеется, осрамились. Разве могло быть иначе? Благодарите небо, что уцелели.

— Да уцелел ли? Ах, успокойте меня…

— Фактически вам ничто уже не грозит, но, рассуждая формально, вы обретете покой лишь завтра, около девяти.

— Вы так говорите, точно и в самом деле знаете обо мне все. В таком случае я вам напомню: банда головорезов подстерегает меня в пути. Если они нападут на меня…

— Исключено!

— Ах, если б я мог в это поверить, я был бы самым счастливым человеком на свете.

— Немного ж вам надо для счастья…

— Сами сказали, я ничтожество, нуль. Только страх у меня огромный…

— На страх могу предложить подходящее заклинание.

— Большое спасибо, вы дали их уже три. Не верю я в эту чепуху.

— Круглый дурак! Как вы смеете подобным образом… А что, если я магическом словом, в одно мгновение, сейчас, здесь, обращу вас в бездомную собаку, в крота, в летучую мышь, в клопа!?

— Не стоит трудиться, я и так нечто более жалкое, чем клоп. И хуже клопа от меня смердит…

Душераздирающая тоска, прозвучавшая в этом признании, растрогала, по-видимому, могущественного заклинателя. Ничего не ответив, он тренькнул струной, затем что-то подкрутил, настроил инструмент, и сквозь вечерний туман полилась в тишину капризно-изменчивая, пугливая мелодия. Спеванкевичу показалось, что она кружится над головой и оплетает ее, словно кокон. Им овладела неодолимая дремота, он закрыл глаза и в одно мгновение забыл, где он и что с ним. Но слушал внимательно и шел за мелодией, точно это было единственное, что еще осталось ему на свете. С ней он совершал круги, возносился и падал, дышал ее ритмом… Музыка оборвалась. Спеванкевич очнулся, широко открыл глаза. Незнакомец стоял рядом — так близко, что даже в густеющих сумерках можно было различить его улыбку, до странности красивую и ласковую, которая человека неприятного на вид, опасного, преобразила и сделала лучшим его другом. Эта улыбка толкнула кассира на откровенность.

— Если б вы только знали, с кем говорите, вы отвернулись бы от меня, бежали с омерзеньем прочь…

— Ни в коем случае! А с кем имею честь?..

— Я самый обыкновенный вор. Обокрал банк и удрал с деньгами.

— С какой целью совершили вы эту глупость? — осведомился незнакомец без малейшего удивления в голосе.

— С целью великой, общенациональной. Чтоб в течение нескольких лет нажить в Америке и Австралии капитал и залить Польшу потоком золота. Но украл я также и для себя, желая тем самым возродиться духовно.

— Это вам не удастся, никто еще не возродился благодаря богатству, сами увидите.

— Ах, даже и не увижу, потому что завтра же утром все это богатство переложу обратно в сейф.

— И разумно поступите.

— Что делать… Украсть украл, а бежать с награбленным не могу. Страх отнял у меня силы, я схожу с ума от страха, преследуют меня призраки, всюду полно духов… Каждую минуту я могу выдать себя… Какой фарс!.. Какая мука!

— Этот страх спасает вас от окончательной гибели. Он словно лихорадка во время болезни: это говорит о том, что организм борется со смертью. Для такого дела вы мелки… Хорошо еще, что все можно исправить. Если б вам удалось скрыться с деньгами, это было б для вас большим несчастьем.

— Положим, это вы зря… Мне б только перебраться через границу… Мне нужен простор, океаны и материки… Я создан быть сыном солнца, а прозябал кассиром в банке, где заправляют мошенники… Я задыхаюсь от жажды подвигов, а живу в подземелье, прикованный к жене и четверым детям, которых давно пора отравить мышьяком или топором зарубить… Ах, свобода!!! Дремлют во мне великие силы, гениальные идеи, эпохальные открытия… Я овладел капиталом, который даст мне возможность выйти на мировую арену…

И вдруг он смолк, сорвавшись с вдохновенных вершин, не понимая еще, что случилось. Мандолина затренькала назойливо и нагло, из-под искусных пальцев виртуоза вырвалась пошлая песенка — точно грязью окатил. Это насмешничала «Титина», пустая и глупая, заигранная до омерзения.

— Довольно, довольно! — закричал Спеванкевич, затыкая уши.

Но музыкант с невозмутимой жестокостью дотренькал до конца куплета и повел сначала. Кассир исторг глухой крик ярости, еще аккорд, и он ринется на мучителя — но как раз в это мгновение мандолина смолкла. Кассир тяжело упал на тачку — прямо на портфель.

— Я полагаю, у вас нет теперь иллюзий насчет собственной особы?

— Никаких! Но знайте: я сижу на трехстах семнадцати тысячах долларов!

— Подразумевается, они в портфеле?

— Подразумевается… Но и это еще не все. В карманах тысяч больше ста — злотые, франки, фунты. И все это, выходит, я должен вернуть?

— Деньги ровно ничего не значат.

— Деньги… Но ведь триста семнадцать…

— Чушь! Цифры — фикция. Взгляните, вон Полярная звезда, еще светло, поэтому она едва заметна — вон там… Видите?

— Вижу…