Богатство кассира Спеванкевича

— Божественное упоение… Сегодня я улетел гораздо дальше… Я был так близко от Млечного Пути — двадцать тысяч лет со скоростью света, триста тысяч километров в секунду — я сосчитал бы все звезды, если б существовало число, соответствующее их множеству… Я был богом… Единым и одиноким, царствующим над океаном миров… Был богом, значит, им и остался! Двадцать тысяч лет туда и столько же обратно — бездна времени, которую один только я могу преодолеть — а на глупой земле, как я вижу, ничего не изменилось, даже ночь еще не наступила. И этот олух сидит, как сидел…

Кассир оскорбился, он имеет право презирать самого себя сколько влезет, но посторонний — не смей! Этот субъект объявил себя богом, летает на Млечный Путь и возвращается в десять минут обратно. Так-то и я сумею…

— Знаю, что ты сейчас подумал, ублюдок, подлец! — Властелин пространства подскочил к нему с кулаками. Кассир в ужасе поднялся с тачки.

— Я?! Я ничего… Я, правда, ничего!..

— Не лги, от меня ничего не скроешь! Я читаю каждую твою дурацкую мысль, недостойную даже называться мыслью, завистническую, трусливую, злую, смрадную, пресмыкающуюся, словно глиста в помете…

— Нет, нет! Вы обижаете меня… Я ничего не думал…

— То есть как ничего?

— Абсолютно ничего, я просто испугался этих мышей, вот и все, я думал только о мышах…

— Это о каких мышах?

— Правда их больше нету, но они только что летали над вами целой тучей…

— Целой тучей… Сколько их было?

— Очень много…

— Что значит «много»?

— Да, наверно, с тысячу…

— Тысяча летучих мышей?! Тысяча?! Тысяча?!.. Получай!

Кассир зашатался, отскочил в сторону, споткнулся и упал. От страшного удара кулаком у него занемела челюсть, но он поспешил встать, потому что противник был рядом. Его белое лицо, казалось, светится в темноте, точно натертое фосфором. Жуткие провалы глаз напоминали глазницы черепа. Спеванкевич не выдержал, рванулся в сторону и бросился опрометью прочь. Сделав шагов десять, он запутался в проволоке, валявшейся на земле, и растянулся во весь рост. Он лежал, постанывая и ощупывая ногу, разодранную в лодыжке. Под пальцами была кровь… Маг приближался, тихо тренькая на мандолине.

— Где вы тут?

Кассир притаился, но белый луч фонарика, вспыхнув, стал перескакивать с предмета на предмет, пока Спеванкевич не был обнаружен и свет не брызнул ему в глаза.

— Так и знал, что запутаетесь, эта проволока лежит тут с четырнадцатого года, надеюсь, не поцарапались? Было б очень жаль…

— Нет, нет, — поспешил заявить кассир, хотя боль в ноге не унималась. Невозможно было понять, откуда взялась эта неожиданная предупредительность.

— Простите за бестактность… Но вы напрасно заговорили о летучих мышах, которые вам привиделись, к тому же в большом количестве… Ведь я содрогаюсь при мысли даже об одной-единственной мыши… вот уже более десяти лет она преследует меня во сне… Впрочем, первое время после возвращения на землю я всегда немного нервничаю…

— Вполне понятно, — миролюбиво отозвался кассир, решив прибегнуть на всякий случай к лести, — Каждый разволнуется после такого путешествия.

— Что значит «каждый»? Вы что, смеете предположить, что кроме меня, одного-единственного, кто-то еще отважился бы на такое путешествие?

— Что вы… Вы меня обижаете, считая таким профаном…

— Впрочем… Я парю между Господом Богом и тайнами мирозданья… Знайте об этом…

— Да ведь об этом знают все!

— Неправда! Об этом не знает никто! И если вы хоть словом обмолвитесь о тайне, недостойным свидетелем которой вам выпала честь явиться, то горе вам! Забудь об этом! Молчи!

— Я уже забыл и буду молчать — клянусь!