Постепенно сын успокаивался. Он уже не плакал, просто висел, цепляясь за мою шею, и жарко всхлипывал прямо в ухо. А потом зашептал:
— Елина, мы же больше не принц и не принцесса… мы же не живем в замке… мы же ничего у них не просим… когда они от нас отстанут?!
Я вздохнула. Мне хотелось успокоить ребенка, соврать, чтобы он больше никогда не боялся. Но я знала, так делать нельзя. Эта угроза никуда не исчезнет. Лушка очень похож на своего отца. И ему придется прятаться и скрываться до тех самых пор, пока мы не будем готовы нанести удар. А это много лет… очень много лет… и лучше, если он прямо сейчас поймет почему.
— Никогда, малыш. Они никогда от нас не отстанут. Потому что ты настоящий король Грилории. Неважно где ты живешь: в королевском замке или в Селесиной избушке. Пока мы с тобой живы, мы угроза для Грегорика. Но, знаешь, — я улыбнулась, — если они ищут нас в Аддийском султанате, значит мы с тобой все сделали правильно. Нам только нужно быть осторожными. Ты же помнишь наш уговор? Никто не должен знать, что ты принц Фиодор, а я принцесса Елина. — Он кивнул. — Ты мой сын Лушка. Мы с тобой жили в лесу в маленькой избушке, а потом, когда умер твой отец, пришли в город.
Теперь я шепотом рассказывала Лушке о своих планах. О том, что мы должны сделать, чтобы перестать бояться. И вернуть то, что принадлежит нам по праву рождения. Я все так же бродила по кухне, держа на руках мальчишку. И даже не заметила, что у нашего разговора был еще один свидетель — Нюнь…
Глава 16
Я возилась дома до самого вечера. Убиралась, стирала, проветривала комнаты, сушила постели, готовила ужин. Нюнь приводил в порядок двор, а Лушка возился с Анни. К вечеру, когда синие весенние сумерки опустились улицы города, и из распахнутой настежь двери потянуло холодом, мы, наконец-то закончили с уборкой. Дома стало совсем темно, и я зажгла свечи. В печурке на кухне потрескивали дрова, ночи все еще были холодными. Я накрыла на стол и позвала всю семью ужинать.
Обычно совместные посиделки за столом проходили у нас весело, но не сегодня. Лушка тяжело вздыхал, Нюнь непривычно хмурился, я еле дышала от усталости, и только Анни по-прежнему была жизнерадостна. Она хлопала в ладоши, громко болтала, нарочито неуклюже махала ложкой, тыча кашей в глаза и уши, и заливисто хохотала. Каша ошметками висела на ее лице и ушах, но вопреки обыкновению никто не смеялся…
— Мам, — первым подал голос Лушка, — я больше не буду ходить со двора. Как ты и говорила. И к Сирге с Михой больше не пойду. И ты тоже с тетькой Селесой больше не дружи, хорошо? И с Гиремом…
Я грустно улыбнулась. Бедный ребенок все еще переживает, а ведь я постаралась убедить его, что прямо сейчас нам ничего не грозит.
— Сынок, я не могу. Мы не можем прятаться в доме вечно. Нам нужно есть, пить, одеваться… понимаешь?
— Но, мам, — кивнул сын и скривился, чуть не плача, — а если они тебя узнают? Я не хочу, чтобы тебя тоже, как папу…
Он запнулся и не договорил, всхлипнул, вытер намокшие глаза и нос рукавом, отчего я тяжело вздохнула, но замечания делать не стала. Сейчас главное, успокоить малыша.
— Не бойся, — улыбнулась я, — я буду очень осторожна.
Но Лушка мне, кажется не поверил…
Ужин прошел кое-как. Даже Анни поняла, что рассмешить нас ей не удастся, перестала стараться и, нахохлившись, как маленький воробышек, сидела на своем стульчике. А мне было пора собираться на работу, в харчевню. Вечером самый наплыв посетителей, и я должна быть на месте. На всякий случай.
Потому быстренько отмыв перемазанную Анни, вручила ее Нюню и торопливо затараторила.
— Нюнь, — накинула на себя теплую шаль, такую огромную, что в нее можно было завернуться целиком, — я приду поздно, тихонько постучу и ты мне откроешь. Хорошо? Постарайся не заснуть. — Он снова кивнул и замычал. Мол, не беспокойся, все сделаю.
Я помахала ему ладошкой и сделала шаг к двери. Но не успела отодвинуть засов, как Нюнь совершенно непостижимым образом оказался перед дверью.
— Ты чего? — удивилась я и попыталась отодвинуть его, чтобы выйти. Но не тут-то было. На хороших харчах бывший нищий давным-давно окреп и больше не походил на доходягу, который падал от порыва ветра. Моих усилий он просто не заметил и остался стоять, преграждая мне путь. — Пусти!
— Ы-ы-ы! — замотал он головой и не сдвинулся с места.
Это было странно. Обычно он был образцом послушания, угадывая мои желания раньше, чем я открывала рот. А сейчас он явно он не хочет, чтобы я выходила из дома. Наслушался наших с Лушкой разговоров и решил взять все в свои руки?
— Нюнь, — я вздохнула устало. — Ты все слышал, да?